Соло для оркестра

— Что это, шеф?

— Слепой? Машины, что ж еще.

— А рельсы — на что они?

— Почем я знаю? Забавляться…

— В электричество?

— В электричество и вообще играть, ясно?

— Да, шеф, само собой. Неужто это все для детей?

— Это все для детей, — ответил цыгану Мартин. — Но взрослым тоже можно играть.

— А как? — спросил Дюшо и поднял глаза на «шефа».

Тот стоял закусив губу, нога его нервно отбивала дробь, глаза сумрачно буравили… Мартина, а тот, пристроившись у Дюшо за спиной, уже с азартом втолковывал, что тут к чему подключается и как это все складывается.

— Кой черт тебя опять принес? Почему не спишь?

— Да сплю я, вот только в туалет забыл сходить.

— Чтоб духу твоего здесь не было! Не то как возьму ремень…

— А откуда возьмете? — пятясь к прихожей, спросил Мартин. — У вас вон подтяжки, у Дюшо комбинезон, а папа и вовсе в одних плавках дома ходит.

— Ну, погоди у меня… — давясь смехом, процедил старшой.

— Не могу погодить. Терпенья нет.

— Не можешь? Тогда брысь отсюда! — И старшой затопал ногами, не двигаясь с места.

— А я вас не боюсь, а я вас не боюсь!

— Не боишься? А это мы сейчас увидим.

Дождавшись, когда «шеф» приблизится к нему на расстояние вытянутой руки, мальчик отпрянул от него, но побежал не в прихожую, а вокруг стола и смеялся при этом так, точно по каменным ступенькам скатывались медные колокольчики. Так они обогнули стол раз, и другой, и третий, и «шеф» уже изготовился схватить Мартина, но тут мальчик метнулся в коридор, вскочил в туалет и захлопнул за собой дверь.

Вернувшись в гостиную, «шеф» застал напарника у окна над собранной автодорогой, — тот как раз пытался включить ее в электросеть. Подсев к нему, он немного понаблюдал, потом вынул из коробки инструкцию и стал перелистывать, сверяя, все ли соединено как надо. Затем поставил машинку на дорогу и нажал пуск. Но вместо жужжания раздался громкий крик из туалета:

— Дядя шеф, полный порядок!

— Давай выходи! — отозвался старшой, не отрывая глаз от игрушки.

— Подотрите меня!

— Да-да, сейчас, — буркнул «шеф», перевернул машинку вверх колесами и поднес ее к глазам, и только потом вдруг взвизгнул: — Что-о-о? А сам не умеешь? В который класс ходишь?

— В первый!

— Стыд и срам, школьник уже, а не умеет себе зад подтереть. Дюшо!

— Шеф, не надо Дюшо, лучше вы!

— Я занят, — отрезал старшой, устраиваясь на коленках у своей машины, которая вдруг рванулась с места, но, увы, тотчас же остановилась и заглохла.

— Нет так нет, тогда я сам, я и сам могу, чтоб вы знали! — кричал Мартин из туалета, а «шеф», вдруг что-то вспомнив, вскинул голову и зашептал:

— Пленка! Дюшо, мигом за пленкой! Она у него где-то в постели.

— Ага, шеф, бегу.

И Дюшо, развалясь на полу, поерзал на месте, словно готовясь вскочить, и снова затих над автодорогой, подперев подбородок рукой: красная машинка наконец поехала. «Шеф» смерил цыгана завистливым взглядом и, не дождавшись от своей белой никаких признаков жизни, с ворчанием поднялся.

— Тебя только за смертью посылать.

— Истинная правда, само собой, шеф! — пробормотал сияющий Дюшо. Он вертел головой, следя за своей машинкой, и рычал вместе с нею, подталкивая на разворотах.

В туалете зашумела вода. Из спальни вернулся «шеф», в волосах его застряли перья.

— Нигде ничего. Куда он мог ее засунуть?

— Сюда, — отозвался Мартин, возникая на пороге гостиной. — Сюда, — повторил он и впервые за все время стащил с головы вязаную шапочку. Он извлек из нее пленку, а шапку снова натянул.

— Да подавись ты ею, плевали мы на нее. Правду я говорю, Дюшо?

Но тот не слышал его и не видел, завороженный Мартиновой игрушкой.

— И я хочу играть! — загорелся Мартин. — Дюшо, давайте-ка устроим кросс!

— Не хочу никаких кроссов, я с тобой не вожусь, у тебя не руки, а крюки. Надо же, аккурат мою машинку сломал! Мотай-ка ты спать, ночь на дворе, а ты еще дитё малое, тебе сейчас не играть надо, а дрыхнуть без задних ног.

— Тогда и вы со мной ложитесь!

— Еще чего! Мы уже большие, нам еще и поиграть можно.

— О-хо-хо, — вздохнул сквозь зевок Мартин. — Ладно уж, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Мартинек! — закричал ему вслед Дюшо.

— Спокойной ночи, — буркнул «шеф» в нутро белой машинки; он как раз сосредоточенно изучал ее, поднеся к глазам.

В квартире воцарилось жужжащее безмолвие, изредка нарушаемое лишь воркотней цыгана. Старшой, отложив свою игрушку в сторону, завистливо водил взглядом за красной машинкой своего напарника, которая теперь все реже сваливалась на поворотах. Понаблюдав минуту-другую, он втянул в себя воздух, намереваясь что-то сказать, но только сглотнул слюну. Потом, набравшись духу, пробормотал:

— Дюшо, дай теперь мне, ненадолго.

Но цыган и ухом не повел — может, и вправду не слышал, а может, прикинулся.

— Дюшо! — «Шеф» пихнул разлегшегося сообщника ногой. — Дюшо, ты что, оглох?

Тут как раз машинка цыгана остановилась, и он нехотя поднял голову.

— Сдается мне, малец сам ни в жисть не заснет, надо бы его как-то усыпить.

— Истинная правда, шеф. Тюкнуть его? — неуверенно спросил Дюшо.