Соло для рыбы

Это был нокаут. Теперь мне точно необходимо было убедиться. Когда там ближайшая электричка на Будогощь? Но сначала, что сначала-то? Я почувствовала в своих руках тяжесть. Господи, я начинала терять над собой контроль: когда и откуда я извлекла две бутылки сухого красного? Димон же подчистил всё в пределах человеческой досягаемости из моих запасов.

– О! Это так кстати! Вы абсолютно правы!

– Я?

– Где у вас бокалы?

– Так, всё это никуда не годиться. Перерыв. Наверное, ты прав, Олаф. Фантом более соответствует…

– Чему, простите, более соответствует Фантом? – мне было уже не забавно.

– Реальности.

– Так. Ещё Раз. Фантом более соответствует реальности, чем обыкновенный авантюрист?

– Естественно. Нашей героине легче создать гомункулуса, чем воздействовать на реальное лицо. Она же – подлинный творец-одиночка. Мир в себе для себя – её объективная реальность.

– И это вся шизофрения для неё одной. В её мозгу? – мне был очень интересен ход их мыслей. Уж больно он был для меня актуален в данный момент.

– Нет, конечно! В том всё и дело. Творческий потенциал! Это – основная мысль. Особь долго спит, копит энергию… – Сеймон задумался и уставился на фотографию в рамочке, висевшую у меня над письменным столом – вот, как эта дохлая рыба.

– Это не дохлая рыба. Это окаменевшая рыба.

– Тем лучше. Окаменевшее. Замершее сознание. В низшей точке пути тело находится в состоянии покоя. Небольшой толчок…. Требуется небольшой толчок, и оно летит вверх! Но там, наверху, оно тоже остановится. В самой верхней точке. Оно зависнет там в своём максимуме, на гребне волны. Это и будет момент творения. А пока спит. И видит сон.

– И что? Что там, в верней точке?

–  А что угодно. Там можно всё.

– Знаете, я в общем-то так и думала.

Мы уже держали в руках бокалы, заполненные до краёв напитком цвета крови, очень хорошо сочетавшимся с розами, замершими в вазе между нашими поднятыми руками

– За нашу даму и наш успех!

– За успех нашей дамы!

– За наш общий, ладно? За наш общий успех. За успех трёх, как минимум, объективных реальностей.

– Реальность одна! Но на троих.

– Да на троих. Это по-нашему, по-русски. Когда на троих.

– Давайте всё-таки выпьем.

– Да на троих.

Мы прикончили эти обе бутылки так быстро, что не успели за время их распития придумать ничего путного, а, следовательно,  требовалось повторить. Потому как мы чувствовали, что в данном напитке вполне может быть обнаружен требуемый толчок, чтобы разбудить рыбу. Было решено, что Сеймон попытается ещё раз перечитать весь сотворённый нами бред о Распутине в одиночестве. На всякий случай. Там могли затесаться мысли. А мы с Олафом сходим и купим.

Как ни странно, дождя не было, ветра тоже. По-крайней мере, я ещё не Дану. Правда, я иду куда-то рядом с Олафом, а Сеймон, всё ещё живой, сидит у меня дома под фотографией рыбы-латимерии и читает текст о Распутине. Такова объективная реальность на данный момент.

– Вы прекрасны в этом платье.

– Что?

– Вы очень красивы. Вам идёт это платье.

– Это откуда? Это чья реплика?

– Это не реплика. Это я набрался смелости вместе с вашим вином. Этот цвет платья и ваших волос. У вас не совсем славянская внешность, хотя и очень…

– Вообще–то во мне течёт цыганская кровь, насколько я знакома со своей родословной. И, знаете, как не странно, есть примесь ирландской.

– Правда? Я тоже ирландец наполовину.

– Простите, а Сеймон вам не брат?

– Нет, что вы. Он – датчанин. Мы просто очень давно знакомы. Так давно, что….

– Что кажется, не первую жизнь.

– Да, именно так.

– Как знать.

– То есть. Вы тоже верите в бессмертие души? Как христианка? Или как верили кельты?

– Я не знаю. Если честно, я вообще плохо разбираюсь в этих вопросах. Возможно, прав Сеймон. Мы все чья-то, кем-то созданная, кому-то приснившаяся объективная реальность. И сейчас не двадцать первый век вовсе, а какое-то время середины девонского периода.

– Дальше.

– Что дальше?

– Пожалуйста, продолжайте.

– Ладно. Представьте, земля, то есть суша, ещё пуста. Только стали появляться первые растения, а в океане царят… рыбы. Огромные и прекрасные кистепёрые рыбы, которые тоже созданы по образу и подобию. И вот одной рыбе, одной влюблённой рыбе…

– Влюблённой?

– Конечно, ведь требуется толчок. Она и не осознаёт до конца своей любви, только ощущает. Ведь, если осознает…

– Потеряет цель, нет, потенциал, потому что приобретет ориентир.

– Наверное. И всю свою силу отдаст любимому или просто истратит на обычное материальное чувство.

– Грустно.

– Ещё бы. Но она спит и во сне…. Она же переполнена этой энергией. Она творит, она создаёт вокруг себя миры и населяет их.

– Наш мир –  это мир, созданный кистепёрой рыбой?

– Мой мир. Вы слышали о тотемах? Я думаю это всё – творцы.

– Тотемы?

– Ну, да. Гигантская черепаха видела сны про индейцев, вомбат про австралийских аборигенов, огромным серым псам или волкам снились славяне с ирландцами, а мы разнокровки – плоды творчества рыб и ракообразных или головоногих моллюсков.

– Почему головоногих?

– Ну, они самые умные.

– А? И, стало быть, имеет место огромное количество соприкасающихся, переплетающихся миров….