Соло для рыбы

– Нет, ты сказала, что это важно. Это так. Потому что ты первая после неё, и я не понимаю, почему мне нужно быть с тобой. Очень нужно…. Как будто это уже было когда-то, ещё до неё…. Подожди…. Мы тогда поссорились из-за ерунды, я плохо помню из-за чего. Кажется, у меня что-то не ладилось со сценарием, и я не сдержался, а она хлопнула дверью, и я не выбежал за ней. Я услышал шум мотора на улице – это была моя машина, но я был зол и не придал этому значения. Я просто забыл, что она ещё плохо водит. Она даже не пришла в сознание. Если бы не Сеймон, я бы тогда умер тоже.

– Сеймон?

– Да. Ты ведь спросила, не братья ли мы. Почти. Её нет, а он со мной. У нас осталась дочь. Она живёт у моей матери. Это хорошо. Маленькая, светловолосая девочка. Ей десять лет, и она очень любит петь и собирать гербарии, как её мама.

А ты была замужем?

– Нет, я не успела.

– То есть? Прости, если…

– Он тоже. Его сбила машина. Не моя. Это было около двадцати лет назад. Но всё равно, болит. Понимаешь? И я не могу ни с кем, кроме тебя…. Только это не имеет значения, потому что это не любовь. Между нами.

– Да, не любовь. Но, я не понимаю, почему мне нужно….

Он запнулся, как будто испугался собственных уже произнесенных слов или, что хуже, невысказанных мыслей. Он уставился на портрет латимерии на стене.

– Зачем здесь эта рыба?

– Я уже говорила. Это – мой тотем.

– А без шуток.

– А я и не шучу. Я же – рыба по гороскопу. А ты, кстати, кто?

– Стрелец, если не ошибаюсь. Стало быть, этот камень не мой тотем. Не хочешь говорить, я не ….

– О чём говорить я не хочу?

– О рыбе.

– Да, сколько угодно.

– Ладно. Только Сеймон, похоже, опять прав. Как всегда.

– Кстати, где они? И в чём он прав?

– Где они, видней этому Дэймону.

– Как ты сказал?

– Дэймону.

У меня похолодело внутри. Его звали Дэймон. Того кельта из соседнего вражески родственного племени. Огромного, очень сильного воина, который занёс свой меч над Головой Сеймона, чтобы напугать, обратить в бегство, наказать за хитрость и интеллектуальное превосходство, а потом хохотать над этим на совместной пирушке. Но кто-то окликнул, кто-то хотел остановить, и огромная башка отвернулась, перестала следить за рукой. А кельтский меч был тяжёлым.

– Мария, что?

– Пойдём. Их нужно найти.

– Ты что-то подозреваешь?

– Я не знаю. Всё это когда-то было. Понимаешь? Я вижу про это сны, я думаю об этом, то есть, я придумываю, но мне кажется, вспоминаю чью-то чужую жизнь. Но так много совпадений. Когда-то меня очень радовало, если то, что я нафантазирую, оказывается правдой. А теперь мне страшно. Я боюсь своих мыслей.

Он схватил меня за плечи, даже присел, пытаясь лучше проникнуть взглядом в мои зрачки, достать до самого дна. Но я знала: там нет дна, там вода, а потом толстый слой илистого осадка, а потом…, никому неизвестно, что потом.

– Ты должна ехать с нами.

– Что?

– Ты уже это знаешь.

– С вами. Куда?

– Нам нужно дописать всё это вместе. Мы не сможем, или не вправе действовать в одиночку. Потому что очень много ошибок.

– Это какой-то бред. Послушай, мы все свихнулись. Куда я поеду? У меня здесь работа. И где Сеймон?

Мы услышали их смех во дворе, а потом хлопнула дверь парадной, и через минуту или пять, послышалось брюзжание замочной скважины, разбуженной ключом. Когда они вошли в комнату, мы всё ещё стояли обнявшись.

– Только не говорите мне, что это не то, что я думаю. Я не думаю. Я знаю, потому что всё придумал. И спасибо Дэймону. Классный у тебя сосед, детка.

– Димону?

– Ты это,… поезжай с ними. Дело… это, будет.

Я оторвалась, наконец, от Олафа, подошла к Димону. На меня смотрели неопределённого цвета мутноватые глаза, с трудом выглядывающие из набухших потемневших век.

– Димон, ты про что?

– Сэм дело говорит.

– Сэм? Он тебе что-то говорил, а ты понимал? Может, ты тоже ему что-то говорил? Димон?

– Слушайте, Маша, Дэймон сказал, что Вас можно называть Маша. Послушайте, что он Вам говорит.

– Откуда вы знаете, что он говорит? Вы же не понимаете по-русски.

– Зато я понимаю Дэймона. И, знаете, это не первый случай. Мне отец рассказывал, как он познакомился однажды с одним русским мужиком. Они сидели вместе в каком-то пабе и через часок нашли общий язык. У отца проблемы были. Ну, обычные, любовные. И он нашёл собеседника выложить наболевшее. Так тот не то что всё понял, но умудрился дать нужный совет. Собственно, благодаря этому я и появился на свет. А мужика того имя было Григорий Распутин. Так что я  в некотором роде нашему герою обязан жизнью.

– Как понимаешь, я тоже – хрипло добавил Олаф.

– Ты… это…, не дури. Чего тебе здесь? Это…. Ты здесь никто и звать тебя никак, а с ними… это…

– Что с ними? Димон, напрягись. Договори.

– Поезжай с ними в эту их долину киношную.

– В movieдол? Так он в Голливуде, Димонушка. А они европейцы.

– А это… пофиг. Тебе не всё… это… равно, где… это… у тебя будет, наконец, это… имя.