Соло для рыбы

Я была в ступоре, полном душевном параличе. Я стояла посреди своей комнаты в центре почти равностороннего треугольника, по углам которого возвышались трое мужиков, излучающих в мою сторону разноокрашенную, но равносильную доброжелательность. Я ждала, что сейчас почувствую заворачивающуюся водяную воронку вокруг своего тела, потому что наступила моя очередь увидеть свой горизонт и понять, как устроен мир. Да вот так и устроен, как ты захочешь. В данный момент. Ты – рыба-латимерия, вдохновлённая разгульной игрой своей стаи, а значит, и присутствием ЕГО где-то уже близко, выпрыгивай, поднимись над водой, чтобы увидеть. В тот момент, в ту долю секунды, когда почти прекратится движение своего тела, когда ты замолчишь, наконец, внутри своего мозга, в момент перехода энергий, ты зависнешь в небе над океаном и придумаешь, дотворишь то, что хочешь, потому что увидишь и поймёшь, что горизонт это иллюзия, что нет границ. Ничему нет границ.

– Мне нужно в Будогощь. На один день. Ребята, вы можете отправляться в свою гостиницу, можете оставаться здесь с Димоном. Я вернусь сегодня вечером.

– А завтрак?

– Некогда. Я… спасибо вам. Я очень вас всех троих люблю. Так. Пока. До вечера.

Я выбежала из дома. Я очень надеялась успеть на электричку. Я не ответила на шумное приветствие вокзала – не обижайся, друг, и не скули колёсами по рельсам. Я не стала задерживаться у касс, чтобы купить билет, и двери раздражённо лязгнули стальными челюстями у меня за спиной. Вагон был набит. И свободных мест не было. А я так надеялась вздремнуть эти несколько часов. Ладно. Не имеет значения.

– Садитесь.

– Что, простите? – я была уверена, что  мне показалось

– Садитесь. Я всё равно выхожу через пару остановок. А вам до конца.

– Почему вы решили?

– Не знаю, показалось. Интуиция. Я, знаете ли, рыба по гороскопу. А у нас очень это развито.

И высокий тощий подросток поднялся, освобождая мне место, через пару секунд я уже потеряла его из виду в толпе суетящихся пассажиров.

Слава Богу, я не успела даже начать думать. Очевидно, мои сновидения просто не поместились в этой толчее и отстали от меня и от поезда вместе с моими мыслями. Пусть подождут в «Чижике–Пыжике».

– Будогощь! Конечная! Просьба освободить вагоны!

Конечная, говорите. Только не для меня.

Я вышла на перрон и огляделась. Ничего примечательного. Обычное здание вокзала, характерное для Ленинградской области, обещавшее не маленькое сельцо, а вполне крупный посёлок. Вот я и приехала на деревню к дедушке в прямом смысле этих слов. И где, интересно, я буду искать своего святого старца, если таковой вообще существует?

На привокзальной площади шумела группа цыганок. Они весело что–то обсуждали, переупаковывали свою поклажу  и не приставали к прохожим. Ну, если кто–то и может мне помочь, то это именно они.

– Простите, дамы….

– Тебе погадать, красавица?

– Я сама вам что угодно нагадаю. Мне правду нужно одну узнать.

– Это уж точно, что, что угодно – старая цыганка рассматривала меня в упор без особых эмоций и вдруг отпрянула.

– Говори, давай, говори. Девки, идите сюда. Все. Ты ведь из наших, дамочка?

Они столпились вокруг меня, и стало тихо.

– Я частично из ваших. Но это не моя вина и не мои заслуги. Но помощь мне нужна ваша.

– Говори – старая цыганка смотрела исподлобья.

– Вы здесь живёте в Будогощи? Или часто бываете? Быть может, вы знаете, нет ли здесь такого старичка Григория Ефимовича Распутина?

– Эк, чего захотела? Распутин ещё в прошлом веке помер. Убили его.

Я схватила старуху за локоть:

– Теперь ты говори!

– Что тебе нужно?

– Я сказала, мне нужен Распутин!

– Нет его! Был! Давно когда–то. Принёс цыганам девчонку, младенца, полукровку, как ты. Порченую.

– Почему порченую?

– Его спроси.

– Скажи, где он? Пойду, спрошу!

– А я знаю? Сам, видать, нагулял с какой-то молодухой из наших. Кто ж перед ним устоит? Сам роды принял. А потом принёс, как найдёныша. Говорят, в ту семью и принёс, бесстыжий, где бабу обрюхатил.

– Когда это было?

– Не помню. Мы счёт времени не ведём, как вы. Может, в прошлом году, а может, в прошлом тысячелетии. Он же вечный, как жид. У каждого народа свой такой. А потом убёг ещё, где нагадить. А потом снова прибёг. Дочку искать. Всё! Ничего больше не знаю.

– Где та цыганка, мать?

– На кладбище. Где ж ещё? Давно было, говорю.

– А девчонка?

– Сбежала. И ты беги!… Пока зовут.

Они как–то одновременно повернулись ко мне спиной и заспешили в сторону электричек. А я не могла даже сказать спасибо. Я стояла, обхватив руками голову, крепко сжимая её, чтобы она не лопнула от всего услышанного, и долго не могла почувствовать, что кто-то трясёт ремешок моей сумочки. Наконец, до меня дошло присутствие ещё кого-то в этом кошмаре, и я оглянулась.

Старый цыган кивком пригласил меня следовать за собой, и я повиновалась. Мы прошли несколько улочек, зашли в какой-то дворик, поросший буйной растительностью. В дальнем углу находилось что-то, показавшееся мне сараем. Но я ошиблась, это была маленькая кузница. Цыган порылся в каких-то лохмотьях и достал паромасляный свёрток. Он протянул его мне. Я взяла. Развернула.