Соло для влюбленных

Лепехов ли увидел то, что не могли другие, или личность Ларисы подходила именно к такой трактовке образа героини Верди, сказать трудно. Однако о Джильде «Оперы-Модерн» можно было спорить, но не заметить ее нельзя.

Постепенно коридор стал наполняться голосами и шумом: работа над внешним видом заняла у Ларисы более получаса. Послышался бас Саприненко, приглушенный смех Богданова, реплики Артема, чередующиеся с громким Милиным смехом, и затем Лариса ясно расслышала голос Глеба, что-то весело рассказывающего солистам.

«Не буду выходить, – решила Лариса. – Досижу здесь до самого начала. Ему надо гримироваться, сюда зайти не успеет. А перед самым началом прогона будет не до разговоров».

Она почувствовала, что ей становится спокойней, и откинулась на спинку кресла, стараясь дать телу максимальный отдых перед четырехчасовой нагрузкой.

Дверь распахнулась. На пороге предстала веселая, улыбающаяся Мила.

– Ты уже здесь? – Она удивленно оглядела полностью готовую к выходу на сцену Ларису. – Ого! Да при полном параде! Когда успела?

– Только что. Мне сегодня не спалось.

– Везет, – вздохнула Мила, – а я глаза с трудом продрала, так бы и дрыхла до полудня, а то и дольше. Не могу рано ложиться и рано вставать, хотя давно пора бы привыкнуть.

Она подсела к зеркалу, достала косметику и принялась за лицо. Лариса молча наблюдала за подругой, не зная, чем заняться, не выходя из гримерки.

– Ты бы пошла погуляла, – с неудовольствием заметила Мила. – Терпеть не могу, когда смотрят, как я крашусь. Руки трястись начинают. Глаза пойдут вкривь и вкось.

– Я хочу посидеть, – ответила Лариса. – Неважно себя чувствую.

– Голова болит? – посочувствовала Мила.

– Вроде того. Кружится.

– Выйди в зал, там сквознячок, сразу посвежеет. Лучше, чем здесь в духоте торчать.

– Куда же я в таком виде в зал? – возмутилась Лариса. – Там зрителей, наверное, полно. Лепехов ведь обещал народ.

– Они еще не пришли, его зрители, – насмешливо проговорила Мила, – и вообще, им будет только приятно на тебя посмотреть вблизи.

– Им, может, и приятно, а мне – нет.

– Ну ты и вредина! – Мила провела тонкой кисточкой по краю нижнего века. – Черт! Вот видишь! Говорила, что смажу!

– У тебя плохая тушь. Возьми мою, – Лариса протянула ей косметичку.

– Твоя синяя. А мне нужна зеленая.

– Там есть и зеленая.

– Да? Ну ладно, – Мила раскрыла косметичку и погрузилась в изучение ее содержимого.

Из коридора снова донесся голос Глеба. Теперь он кому-то объяснял, как лучше взять дыхание перед длинной нотой, толково и интересно, Лариса невольно заслушалась, а потом спохватилась. Нет-нет, она не знает человека, стоящего за дверью. Нет никакого Глеба Ситникова, есть просто партнер по спектаклю, некто, человек без тела и лица.

Ей захотелось заткнуть уши. Она встала с кресла, подошла к окну. Мила увлеченно орудовала ее косметикой, бросая хищные взгляды в зеркало.

– Чудо, а не подводка. – Она закончила правый глаз и приступила к левому. – Где покупала?

– Павел подарил. Еще два года назад.

– Небось стоит бешено? – завистливо предположила Мила.

– Не знаю, – равнодушно сказала Лариса.

– И ты два года не пользовалась такой роскошью! – укорила та.

– Вот воспользовалась.

Раздался первый звонок, предупреждающий о том, что до начала спектакля осталось пятнадцать минут.

– Что-то твой и не гримируется вовсе, – Мила прислушалась к голосу Глеба за дверью. – Считает, наверное, что и так неотразим.

Лариса ничего не ответила. Она боялась, что Глеб стоит напротив их гримерки не просто так, а поджидает, когда она выйдет. Или собирается войти сюда сам, когда Мила закончит переодеваться. Это не входило в ее планы.

– Слышь, прямо профессор! Какую лекцию прочел! – Мила на секунду прервала свой вдохновенный труд и хитро глянула на Ларису. – Небось все тебя дожидается. Выйди уж к нему, а то он весь курс вокального мастерства преподнесет несчастной Ирке.

Действительно, в те редкие мгновения, что Глеб умолкал, за дверью слышались восхищенные реплики Иры Смакиной.

– Говорю тебе, голова кружится, – сказала Лариса, не трогаясь с места.

– Вот сразу и полегчает, – насмешливо проговорила Мила.

Снова, в который раз, Лариса уловила в ее тоне нечто недоброе, будто подруга критиковала ее отношения с Глебом. В другое время она обиделась бы и обязательно ответила что-нибудь колкое, но сейчас было не до этого. Мила, сама того не ведая, подтвердила ее худшие опасения, заметив, что Глеб ошивается около гримерки не случайно. Дай бог, чтобы Мила провозилась все оставшееся время, не давая ему войти!

Мила, не дождавшись ответа, умолкла, принявшись за губы. Переодеваться ей было недолго, тем более что она появлялась на сцене лишь в начале третьего действия и широкую, многоярусную юбку надевала только к этому времени. Париться в ней два часа без толку Мила не желала и щеголяла за кулисами все в тех же брюках-капри, но с ярко накрашенным лицом.

Время тянулось нестерпимо долго. Наконец раздался второй звонок, и Лариса с облегчением услышала, как удаляются по коридору от гримерки шаги Глеба.

– Ну вот, – заметила Мила, пряча помаду в патрон. – Не дождался. Как петь теперь будет?