…Через мгновение я уже снова лежу на спине в своей взрослой спальне, но в моих ушах застыл визгливый мужской вскрик: «Ой, что это? Больно же!» Я всё же ударила его? Как?
Последнее происшествие «с Сержем» стало переломными моментом. Я решила прекратить приём препаратов, от которых никакого толку, только хуже во всех остальных смыслах. И, надо заметить, самочувствие после этого довольно быстро улучшилось – во всём. Кроме замыканий. Но на них не действовало вообще ничего. Ни присутствие препаратов, ни их отсутствие.
И ещё, благодаря жуткому ночному происшествию, я поняла кое-что важное. Во-первых, причины тех моих детских бессонниц. До этого мне почему-то не доставало ума сложить два и два. Наверное, я всё же на самом деле не очень умная. Серж часто захаживал ко мне «поправить постельку», и каждую ночь я со страхом этого ждала. Вот вам и бессонница. А жуткие головные боли, которые начались у меня тогда и от которых не всегда помогал даже мамин пенталгин, это лишь следствие отсутствия полноценного ночного сна.
И последнее… Вероятно, именно с тех пор тема секса стала для меня болезненной и не радостной – на всю мою жизнь. В юности гормоны сделали своё дело – на время, они же постарались и на время же заставили моё сознание и подсознание выключить ту жуткую тему… Поэтому было и легко, и радостно играть в нормальные для мужчин и женщин игры. Какое-то время, очень недолгое. А потом опять навалилась свинцовая тяжесть – стыд, чувство вины, ощущение себя грязной при почти любом сексуальном контакте. Даже при намёке на него. Но память всё ещё блокировала чёткое осознание причины этого. И вот почему… теперь мне тоже это стало так очевидно!
Помню, как я пыталась что-то сделать с той ситуацией, которую мой мозг отказывался воспринимать правильно. И что было бы правильным? Осознать, что меня по ночам банально лапает педофил – мамин муж, и устроить революцию? Или затаиться и перетерпеть – несмертельно же, без последствий, и тогда скандалов не будет, да? Сознание десятилетней девочки болезненно крючилось и тряслось, как от ударов тока, было больно и мучительно, страшно и непонятно.
Однажды я не выдержала и решилась попытаться кое-что сделать..
Мама была одна, без Сержа, сидела на кухне, пила кофе и читала журнал. Я с деланно беззаботным видом, даже напевая песенку, подошла к ней, чмокнула в щёку и с улыбкой Гуимплена затараторила:
– А дядя Серёжа на самом деле такой добрый! Он меня как дочку любит, это так здорово! Вот приходит по ночам, – тут я чуть ни захлебнулась воздухом или слюной – не помню. Помню, что на некоторое время перестала дышать, просто не могла, не получалось, воздух в грудь не набирался. Поэтому получилась секундная пауза, в которую я успела заметить, как потемнело лицо матери, как сдвинулись её брови и сузились глаза. Эта мгновенная физиологическая задержка моей придуманной «спасительной» речи могла спутать все карты, испортить мне весь мой, как тогда казалось, идеальный, замечательный план!
– Что? – голос матери не предвещал ничего хорошего. В лучшем случае – визг и оскорбления. В худшем… я боялась думать. Надо было срочно исправлять ситуацию, и я, судорожно сглотнув воздух со слюнями, загалдела ещё пуще:
– Ну, он приходит мне одеяло поправить, даже подоткнуть его… подушку… там… поправляет… ноги укрывает… очень заботливо…
Деревянный человечек Гуимплен улыбался растянутым до ушей ртом, хотя в его маленькой душе холодел ядовитый ужас. Поймёт мама или нет? А если поймёт, то что будет? Как она отреагирует? Может, лучше бы не поняла?
Мама отодвинула чашку и швырнула в сторону журнал.
– Так, ещё раз. Серж приходит к тебе ночью… поправить постель? А ты ещё не спишь и ждёшь, что ли?
– Ой, нет! – звонко, по-пионерски отчитывался Гуимпленчик. – Обычно уже сплю, конечно! Но иногда из-за этого просыпаюсь, и тогда дядя Серёжа говорит «Спи, малышка, всё в порядке!» и сразу уходит. А у меня и одеялко уже подоткнуто, и подушка… удобная такая под головой…
– Ты это сейчас шутишь со мной или что? Или вы с Сержем договорились меня разыграть? Я не понимаю цели! Что вообще происходит? – мамин голос становился всё более опасным и обещающим муки ада.
– Нет, мам, почему? – теперь уже надо было играть до конца, хотя я поняла: толку не будет. Никакого. По крайней мере, для меня. – Я просто решила тебе рассказать, какой дядя Серёжа добрый.