Соло на раскаленной сцене

— Во-первых, то, что пожар случился именно в том корпусе, где содержались буйные пациенты и те, кого направили в больницу по приговору суда. Им не разрешалось свободно бродить по территории, а поджог произведен снаружи. Кроме того, большинство палат на момент возгорания, как выяснил пожарный инспектор, были не заперты — это, извините, нонсенс: можно забыть запереть одну палату, но десять?

— Вы хотите сказать, что кто-то, не ограниченный в свободе передвижения, вошел в корпус, открыл палаты, чтобы избежать ненужных жертв…

— Может, и не для этого, а для создания движухи, паники, понимаете? Вырвавшиеся на свободу психи и приговоренные убийцы способны навести не меньше шороху, нежели пылающее здание!

— То есть вы усматриваете в этом умысел? — пробормотала Рита. — А как насчет, к примеру, пироманьяка?

— Эта версия стала первой среди прочих, — кивнул Бурленко. — Однако для пироманьяка характерно оставаться на месте и наблюдать за пожаром — для чего, собственно, все и затевается. Ни один из пациентов, обнаруженных на месте происшествия, если судить по истории болезни, не соответствовал такому диагнозу.

— А санитары?

— Вот мы и подошли к самому интересному! Чем дальше я углублялся в дело, тем больше осознавал, что провернуть такую «операцию» без содействия извне невозможно. Допросил врачей и санитаров, некоторые из которых показались мне способными на такой поступок. Особенно меня заинтересовал некий Геннадий Воскресенский, который сказался больным аккурат на следующий день после пожара… Однако с самого начала мне вставляли палки в колеса. Определенно тут не обошлось без Воронца и его «волосатых» связей: по-видимому, он приказал подчиненным держать рты на замке, и они, боясь потерять работу, так и делали.

— Но чего ему было опасаться?

— Знаете, я пришел к весьма интересным выводам — жаль, что не удалось их проверить, — задумчиво почесывая лысину, ответил бывший следователь. — Во время пожара пациенты разбежались. Их потом ловили опера из ФСИН.

— А при чем тут ФСИН?

— Ну как же, ведь в том корпусе содержались те, кого направили в больницу по приговору суда! Это были опасные типы — маньяки, социопаты…

— И как, поймали?

— Вроде бы да.

— Всех?

— Как бы всех.

— Что значит «как бы»?

— Это значит, что списки пациентов соответствовали тем, кого возвратили в означенное учреждение, — и только.

— То есть вы намекаете, что возвращены могли быть вовсе не те люди, которые сбежали? А знаете, Воронец ведь солгал мне насчет одной пациентки!

— Вы о ком?

— О Елене Свирской.

— Я помню это имя, она была среди сбежавших…

— А по заверениям главврача больницы, Елена находилась среди погибших!

— Странно… — озадаченно пробормотал следователь.

— Пожарный инспектор тоже так говорит. Я уж и не знаю, что и думать!

— Свирская интересовала меня мало, я больше был озабочен другим именем — Николая Коломийца.

— И почему же оно врезалось в вашу память?

— Потому что это очень опасный тип. Он содержался в одиночной камере… то есть палате, и постоянно — на седативных препаратах.

— Он что, людоед?

— Психопат. Только вот узнать о нем много не удалось: с ним разбиралась военная прокуратура Санкт-Петербургского гарнизона. Сами понимаете, через толщу брони военных пробиться почти невозможно: они были весьма скупы на комментарии, сказали только, что Коломиец обвинялся по делу об убийстве нескольких человек и был приговорен к пожизненному отбыванию срока в стенах психиатрической больницы.

— А кого он убил?

— Я не успел это выяснить. На самом деле вскоре в этом отпала необходимость.

— Как это?

— В лесополосе на трассе Москва — Питер нашли три трупа, которые опознали как Елену Свирскую, Николая Коломийца и Менаса Арояна.

— А это еще кто такой?

— О, весьма интересный тип! У него была такая странная болезнь… погодите, я сейчас!

И Бурленко скрылся в соседней комнате. Через несколько минут он вновь появился со старой картонной папкой в руках.

— Вот они, труды мои! — провозгласил он, водружая ее на стол.

— Как же вам удалось прихватить это с собой, Иван Михалыч? — изумилась Рита.

— А я как узнал, что дело отобрать могут, копии с него снял — вдруг, думаю, пригодится? Уж больно быстро его свернули.

— И что, тут у вас сведения по каждому из больных?

— Только по тем, кто сбежал, и по подозрительным людям из персонала, включая Воронца.

— И Воронца?!

— У него интересная биография, Маргарита Григорьевна! Оказывается, до того, как Воронец получил место главврача в своей психушке, он работал в Москве. Там у него случилась неприятность: двое пациентов, которыми он занимался, умерли.

— От чего?