Соло на раскаленной сцене

Директриса поведала ему об обстоятельствах, которые были ей известны. На самом деле знала она не так уж и много — только то, что рассказал главный врач психиатрической больницы, который, несмотря на то, что Елена Свирская давно не являлась воспитанницей детского дома, счел необходимым поставить его руководство в известность о произошедшей трагедии. Евгений подумал, что это вряд ли был жест доброй воли: скорее всего, ему требовались документы, подтверждающие, что у Елены нет родственников, потому-то он и связался с директрисой. Вслух, однако, он своих догадок высказывать не стал. С одной стороны, возможно, следовало извиниться за беспокойство и ретироваться, ведь если Елена мертва, то они с Марго взяли неверный след, и все эти поездки, включая Ритин визит в Республику Беларусь, не имели смысла. Но что-то заставило Евгения продолжить расспросы.

— Скажите, Джамиля Юлдусовна, как давно вы руководите «Родничком»?

— Одиннадцать лет уже, — не скрывая гордости, ответила та. — А почему вы спросили?

— Хотел понять, насколько хорошо вы знали Елену.

— Отлично знала, представьте себе! Дело в том, что директорствую-то я одиннадцать лет, но «Родничку» посвятила добрую половину жизни, пришла почти сразу после окончания университета… ну, тогда еще института.

— Получается, вы были знакомы с Еленой с самого ее детства?

— И с ней, и с братом ее, со Стасиком.

— О, да вы даже имя его помните!

— Забудешь тут, когда такое с ними произошло! — развела руками Тураева. — Слава богу, не каждый день наши воспитанники убивают людей — во всяком уж случае, не в двенадцать лет! Хотя, честно вам признаюсь, от Лены вполне можно было ожидать чего-то подобного.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, она была странной девочкой, мягко говоря. Как и ее братишка, между прочим. Только он никого не беспокоил, сидел себе в уголке, как загнанный зверек. Мы поначалу их жалели обоих: все-таки они остались без родителей, каких-никаких, такой ужас пережили… Лена вела себя тише воды, старалась всем понравиться и тем подкупала воспитателей. Но потом она начала потихоньку себя проявлять.

— И в чем же это выражалось?

— Девочка была, как выяснилось, весьма авторитарной. В этом возрасте дети обычно общительны и дружелюбны, они с удовольствием устанавливают контакт со сверстниками. Но не Лена. Эта девочка обладала совершенно взрослыми мозгами. Она сразу сообразила, что в нашем доме всем заправляют взрослые, поэтому она изо всех сил старалась завоевать наше расположение, тогда как воспитанники от нее просто на стенку лезли. За несколько недель она выстроила настоящую стену между собой с братом и остальными детьми, и никто не смел к ним приблизиться. По первости я посчитала, что так она пытается защитить Стасика, ведь он, ввиду своего заболевания, легко мог стать жертвой жестоких детских шалостей, однако позже стало очевидно, что Лена просто желает владеть им безраздельно.

— Владеть? — недоверчиво переспросил Евгений.

— Понимаю, звучит странно, — согласилась директриса, — но так оно и было на самом деле. Брат являлся для нее и другом, и питомцем, и игрушкой — все в одном лице. Она охраняла его, как львица детеныша, и набрасывалась на любого, будь то ребенок или взрослый, кто, по ее мнению, мог причинить ему вред. Стасика жалели больше других, но Лена не позволяла воспитателям и нянечкам приласкать мальчика: она полагала, что это является только ее прерогативой, и ревностно оберегала свою «собственность»! Он же, в свою очередь, привыкнув к опеке со стороны старшей сестры, не подпускал к себе старших и сразу начинал плакать, если кто-то из них пробовал установить с ним контакт.

— Похоже, от взрослых паренек в своей жизни не видел ничего хорошего! — заметил Евгений задумчиво.

— Вы правы. Мамаша пила беспробудно, вспоминая о детях только тогда, когда заканчивались деньги на водку и она вынуждена была оставаться трезвой. Постоянно сменяющие друг друга сожители доброты к детям тоже не проявляли, и большую часть времени они проводили в сарае… Ну а потом прояснились обстоятельства пожара, в котором погибли мать и очередной отчим Стасика и Лены.

— Какие обстоятельства?

— Судя по всему, это был поджог.

— Неужели? И кто поджигатель — какой-нибудь сосед-алкоголик?

— Да нет, не сосед… Видите ли, то, что мать и отчим погибли, а дети остались живы, с самого начала казалось странным. Следователь не мог взять в толк, как им, запертым в сарае снаружи, удалось выбраться! И собаку кто-то спустил с цепи, благодаря чему она выжила — там ведь все выгорело, включая уличный туалет, потому что пожарные приехали слишком поздно. Соседи не столько пытались потушить огонь, сколько разыскивали детей. Потом оба «нарисовались» неподалеку — стояли в толпе и наблюдали.

— Прям-таки наблюдали?

— С интересом. Как будто бы все происходящее их нисколько не касалось! Лена была уже достаточно взрослой, чтобы осознавать масштаб трагедии и то, какое ее с братом ожидает будущее.

— Погодите, Джамиля Юлдусовна, вы пытаетесь сказать, что это Лена могла поджечь дом?