Соломея и Кудеяр

– Что-то жарко стало, – скинула с головы платок, оставшись в кокошнике, набросила на шею нанятого грузчика. Подумала, негромко посетовала: – Мало… Лицо уж больно известное… – Она огляделась, махнула рукой: – Эй, малой!

Через минуту на шее грузчика висела гирлянда бубликов, болтаясь на уровне подбородка. Выглядел мужчина при этом глупо, но обыденно – и половина лица долой.

Впрочем, особо к смерду во Фроловских воротах не приглядывались. Кравчую знали, вино она покупала нередко, слуги несли бочонки каждый раз – все как всегда. Стражники поклонились княжне и пропустили.

Так же запросто они вошли на женскую половину, поднялись к палатам свиты. Анастасия Петровна завела грузчика к себе, кивнула:

– Ставь у двери, опосля холопы унесут. Бублики можешь съесть, мне они не любы. Теперь слушай. Я уйду на службу, ты же жди истопника, дрова принесет. Дашь ему рубль, заберешь кафтан и вязанку. Да токмо не мою, а государыни, каковую он второй ходкой принесет! Печь там между опочивальней и горницей, в опочивальню не суйся. Сиди перед топкой да поленья с места на место перекладывай. Передумаешь – беги. Нет – кого жаждешь, дождешься.

* * *

Государыня Елена Васильевна провела вечер на псарне, беседуя с выжлятниками и доезжачими. Ведь гончие при дворе появились совсем недавно, и хороших свор, спарок завести не удалось. Надобно было докупать собак хорошей породы – и тут с выбором ошибиться никак нельзя, коли охоту желаешь проводить в удовольствие.

После псарни она отужинала, оценив новое фряжское вино, и пожелала отдохнуть.

В дверях в покои за ее спиной случилась давка – кравчая возмутилась, что кто-то невместно попытался пройти вперед нее, остановилась, начала скандалить. Великая княгиня ненадолго осталась одна, снисходительно глянула на возящегося у печной дверцы истопника. Тот поднял голову и…

– Ч-черт! – Великая княгиня отпрянула к двери, рявкнула в нее: – Как вы со сварами своими надоели! Одна хочу побыть! – захлопнула створку и прижалась к ней спиной.

Сердце бешено колотилось, лицо залило краской, в ушах зазвенело.

Он был здесь! Тот самый дерзкий красавец-воевода, что никак не желал исчезнуть из памяти.

– Я позову стражу! – выдохнула она.

– Зачем тебе стража, краса невероятная? – выпрямился могучий воин. – Поцелуй меня, и я просто умру от счастья.

Великая княгиня сделала шаг вперед, взяла его за бороду, притянула и прильнула в долгом жарком поцелуе, сжигающем рассудок и осторожность.

Спустя вечность она отступила, отчаянно борясь с охватившим тело томлением, выдохнула в лицо остолбеневшему то ли от счастья, то ли от неожиданности князю:

– Ты жив? Лжец! Пошел вон отсюда!

Лжеистопник, по счастью, послушался, метнулся к двери, согнулся ниже пояса и, часто бормоча:

– Прощения просим, прощения просим… – пробрался через свиту.

Князя Овчину-Телепнева-Оболенского никто из женщин просто не заметил. Мало ли слуг в хоромах великокняжеских? Нешто на каждого внимание обращать!

Елена Васильевна осталась одна. Лоно ее горело, тело предательски ослабло, на губах все еще ощущался горьковатый вкус воеводского поцелуя. Государыня упала на постель, и прошло не меньше получаса, прежде чем она вернулась в рассудок и впервые задала себе вопрос:

– А как же он сюда попал?

Великая княгиня поднялась, прошла из опочивальни в горницу, потерла виски, вспоминая еще раз череду событий.

Она вошла… Возникла заминка в дверях, и у нее появилось время увидеть истопника и как-то отреагировать. Миг неожиданности случился без лишних глаз.

Заминку же устроила кравчая…

– Ах, княжна! – улыбнулась государыня. – Вот уж не ожидала…

Она толкнула дверь, громко объявила:

– Анастасия Петровна, желаю еще вина фряжского испить! Остальные свободны. Ко сну девки разденут.

Свита разошлась, радуясь тому, что гнев госпожи так быстро утих. Княжна Шуйская отлучилась за кувшином и кубком, вскоре вернулась в покои Великой княгини. Налила, отпробовала, протянула правительнице.

– Ничего не желаешь мне поведать, Анастасия Петровна? – ласково поинтересовалась государыня.

– Так ведь не знаю я ничего, – столь же елейным тоном отозвалась кравчая.

– И ведь хоть бы кто предупредил… – вздохнула Елена Васильевна.

Женщины встретились глазами и улыбнулись. Они друг друга поняли. Одна – что правильно угадала интриганку. Другая – что ее поступок заслужил одобрение. Так что можно и повторить.

А слова… Зачем нужны слова? Тем более во дворце, где даже стены имеют уши. Слова – это уже заговор…

Впрочем – уже через неделю после столь оглушительного поцелуя воевода Овчина-Телепнев-Оболенский был отправлен великокняжеским наместником в Калугу.

15 апреля 1527 года

Суздаль, Покровский монастырь

Покровский собор был полутемным, пах дымом, маслом и ладаном. Его освещали только тлеющие перед образами лампады и свечи, вырывающие из сумрака лики святых, и потому иногда казалось, что свет дают именно они – апостолы и великомученики, застывшие на образах.