Соломенный кордон

Двое детей — будешь моторная, рассуждал Поликушин, и ему хотелось поскорее избавить жену от непосильного шахтерского труда, не терпелось пойти к начальству и попроситься на работу. Но возьмут ли в забой, если прошел месяц как выписали из госпиталя. Раздробленная разрывной пулей кисть левой руки недавно срослась, боль утихла, постепенно оживали пальцы. Он уже шевелил ими, ощущал тепло, шершавость предметов, удерживал ложку.

После того как взрослые уходили на работу, улица на время пустела.

Антон Поликарпович выходил за калитку и останавливался у кривого ясеня. Осенью сорок первого года по деревцу прошло колесо немецкой самоходки, вдавило в землю, содрало кору. «Думали, засохнет, — рассказывала жена, — а он весной погнал лист, поднялся от земли, так и растет».

Антон Поликарпович провел пальцами левой руки по наплывшему рубцу на коре, посмотрел на яркую зелень листвы, взгляд его скользнул дальше, туда, где в конце улицы был разбит сквер. За сквером шоссе, а метрах в ста от шоссе начинался шахтный двор. Он ясно слышал звон стволовых сигналов, глухие удары пустых вагонеток, грохот металла. Несмотря на то, что шахта работала третий год, восстановление ее не завершилось.

Антон Поликарпович зашагал к шахте.

Прошел полуразрушенные здания, потом спустился с холма, пересек заброшенный железнодорожный тупик и вышел к черному от угольной пыли бункеру. Под люками бункера стояли полупульманы и несколько низкобортных платформ.

Полупульманы загружены, от влажного теплого угля подымался жиденький парок. «Еще не успел остыть. Спешат, нужен сейчас уголек». Осмотревшись, он направился мимо бухающей компрессорной, чутьем угадывая в длинном, крытом шифером доме нарядную.

В нарядной стоял едкий запах солдатской махры и самосада. Ветхая старушонка мела затоптанный пол. Там, где она побрызгала водой, чернели мокрые пятна, похожие темнотой и формой на воронки от взрывов. Солнечные лучи казались твердыми от поднятой в воздух искристой угольной пыли и веером вонзались в пол.

Услышав из-за деревянной перегородки голоса, Антон Поликарпович направился туда.

За столом, сбитым из обтесанных обаполов, сидело двое мужчин. Один в офицерском кителе, другой в темно-синем шевиотовом пиджаке, белой рубашке, при галстуке. Правый пустой рукав пиджака был заправлен в карман.

Они спорили над каким-то чертежом.

— Рано мы открыли, Сидор Иванович, этот участок. Столько средств вложили, а уголь взять нельзя. «Пугачевку» и до войны опережали два маломощных пласта. В тех условиях газ успевал выветриваться, а сейчас что получается? — обращался человек в военном кителе к тому, который был в шевиотовом пиджаке.

— Но на «Пугачевке» лучший уголь, и начало было многообещающим, — оправдывался Сидор Иванович, поправляя галстук. — Понятно, что я не рассчитал... «Пугачевка» — от слова «пугать», со смыслом название, со смыслом, — повторил он задумчиво.

— Ты эту сказку, Сидор Иванович, детишкам расскажи, влетит нам с тобой...

Сидор Иванович нахмурился, заправил выскочивший пустой рукав опять в карман пиджака. Присмотревшись к нему, Антон Поликарпович узнал в Сидоре Ивановиче бывшего школьного учителя. «Что он на шахте делает?» — подумал Антон Поликарпович и кашлянул. Словно по команде мужчины оторвались от чертежа, вопрошающе уставились на Поликушина.

— Вы ко мне? — спросил его тот, что был в офицерском кителе, недовольно насупив рыжие брови.

Поликушин поздоровался.

— На работу? — не унимался рыжебровый. — Присаживайтесь, — кивнул он на лавку.

Сидор Иванович тоже узнал Антона Поликарповича, заулыбался.

— Это начальник шахты Топорков Михаил Семенович, — представил он рыжебрового. По тому, как вел себя начальник шахты, чувствовалось, что ему не терпелось завершить прерванный разговор.

— Приемная есть? — задал он вопрос Антону Поликарповичу. — Давайте подпишу.

— Нет пока приемной, — сказал Поликушин.

— Кем вы раньше работали?

— Забойщиком.

— Угольных дел мастер, Антон Поликарпович Поликушин, — доброжелательно произнес Сидор Иванович. — Раньше я его сына учил...

— Дорогой Сидор Иванович, вы занимаете сейчас должность инженера, а не учителя, — начальник шахты посмотрел на чертеж, задумчиво постучал по бумаге пальцем. — Вы осчастливили бы меня, если бы сказали, что работали с Поликушиным на «Пугачевке»...

— Я вас понимаю! — ответил Сидор Иванович.

Топорков не обратил внимания на ответ инженера.

— Второй год пошел после победы, порядком вас задержали...

— В госпитале был.

Начальник шахты заметил матово-белую кисть левой руки Поликушина.

— Как же в забое будете работать с больной рукой? Оформляйтесь к нам десятником.

— Какой из меня десятник, я первый класс не окончил. Как-нибудь приловчусь...

— А больница, она не пропустит.

— Больница от меня отказалась, из госпиталя выписали... До войны я работал и на «Пугачевке», — решил действовать наверняка Антон Поликарпович. — У вас что, вода там пошла?

— Большое выделение метана. Бьет, бросает — не подступись.

— Бил он и раньше...

— Раньше так не бил, раньше выбросов не было. Сейчас смертельные случаи есть... а у нас еще женщины в забое...