Соломон Крид. Искупление

– Я чуть раньше принимал пациента. Кажется, его звали Соломон Крид. Он тоже спрашивал. И про вас. Я и посчитал, что как только он встретится с вами, то вы придете за копией. И вот вы здесь!

– Да. Я здесь, – подтвердила Холли, взяв конверт и сунув палец под клапан.

– Надеюсь, вы не в претензии на то, что я прочитал отчет.

Холли вытащила сложенные листы.

– Токсикологические тесты все дали отрицательные результаты, – продолжил доктор. – А также тесты на алкоголь. Ваш муж не пил. Наверное, он заснул за рулем или резко свернул, объезжая что-то. Травма черепа вполне соответствует получаемым при авариях. Больше никаких сломанных костей, никаких серьезных повреждений внутренних органов. Ему просто сильно не повезло. Миссис Коронадо, мне очень жаль. Надеюсь, я хоть как-то смог вам помочь.

Она сложила листы, сунула назад в конверт:

– Спасибо, доктор Палмер. Наверное, с вашей работой вы видите много смертей. Спасибо за то, что уделили мне внимание.

– Переживание потери – тяжелый процесс. Из него трудно выйти, трудно увидеть смысл в жизни. Знание обстоятельств смерти часто помогает смириться с произошедшим. Это всегда трудно, но иногда можно облегчить тяжесть потери. Я подумал, что и это вот может вам пригодиться.

Палмер передал ей другой конверт, с наклейкой и экстренным номером полиции на ней:

– Это было в карманах вашего мужа. Нам оно больше не понадобится.

Холли взяла конверт, ощутила, как внутри передвинулось что-то тяжелое:

– Спасибо. Вы очень добры.

Она чувствовала, как откуда-то из глубины подкатывают слезы, и потому отвернулась и поспешно ушла, чтобы доктор не увидел их и не начал утешать вдову и предлагать помощь. Именно этого Холли изо всех сил старалась избежать. Ей не нужна была людская жалость.

Холли толкнула главную дверь и оставила за спиной пропитанную дезинфекцией атмосферу больницы. Снаружи опять сделалось душно. Холли пошла через стоянку к тени мескитовых деревьев, разорвала наклейку, высыпала на ладонь содержимое конверта. Ключи от машины, с ними в связке – ключ от двери дома, которым Джим уже никогда не воспользуется. Были еще двадцать долларов купюрами, мелочь, клочок коричневой бумаги с номером и напечатанными словами: «Ваш запрос на выдачу документов одобрен, документы приготовлены к выдаче».

Квитанция из городского архива. С тех пор как Джимми начал работу над книгой, его кабинет усеяли эти клочки. Но отрывная полоска на краю еще на месте. Значит, Джим так и не забрал документы.

Холли проверила время. Городской музей, где хранился архив Кэссиди, находился совсем недалеко. И еще не закрылся. Оставалось всего несколько минут, но ведь архив еще работает.

Она вышла из тени на солнцепек. Все равно домой пока неохота. А может быть, туда вообще не захочется возвращаться. Дом теперь осквернен. Туда явились чужие и разбили его вдребезги. И не только его.

47

Едва оказавшись на спине лошади, Соломон понял: да, он может ездить верхом. Он ощущал белого жеребца продолжением себя, и казалось – достаточно одного взгляда в пустыню, чтобы Сириус домчал его туда. Оседлать его значило бы создать барьер между ним и собой. Все равно что поставить стену между танцующими танго. Человек и конь словно танцевали, несясь галопом по выжженной пустыне; дробь копыт – как стук сердца в земле.

Они обогнули аэродром по широкой дуге, зная, что их уже ищут. Дождь увлажнил землю, и Соломон гнал во весь опор, не опасаясь поднять клубы пыли. В зоне пожара не осталось стоящих кактусов, только почерневшие огарки и мясистые куски мякоти от взорвавшихся сердцевин, вскипевших изнутри от огня, а потом превратившихся в черные лужицы. Соломон чуял их запах: горелая органика и сладковатые нотки уже начавшегося разложения. Этот запах учуяли и мухи, уже слетевшиеся на остатки кактусов и трупы животных, застигнутых пожаром. Мухи вились черными облаками, словно оживший и взлетевший пепел, который радостно жужжал в предчувствии трапезы.

Соломон достиг края обгорелой земли и посмотрел в широкую расщелину, вырытую за столетия рекой. Внизу посреди долины вился поток – это с горных склонов стекал пролившийся дождь. На другом берегу в подсыхающем иле виднелись цепочки следов. Животные приходили пить, ведомые инстинктом, говорившим: когда дождь, в старом русле появляется вода. На ближнем берегу следов не было. Все мертво. Соломон осмотрел землю за рекой. Вдалеке, на северо-востоке, над пустыней возвышался ветряк. Его лопасти медленно поворачивались.

Ранчо Такера.

Над головой темным размашистым крестом проплыл стервятник. Перья на оконечностях крыльев растопырены и похожи на пальцы. Птица медленно развернулась, покрутила головой, затем уплыла прочь, на северо-восток, туда же, куда направлялись человек и конь.

Соломон спустился с берега, соскользнул с лошади и зачерпнул воды. Она отдавала землей и озоном и, стекая по глотке, казалась теплой, как кровь. Конь тоже попил, при этом осторожно трогая хозяина передней ногой, проверяя, здесь ли он еще.