Соловей и роза

Был чудный майский день в Москве;
Кресты церквей сверкали,
Вились касатки под окном
И звонко щебетали.

Я под окном сидел, влюблен,

Душой и юн и болен.
Как пчелы, звуки вдалеке
Жужжали с колоколен.

Вдруг звуки стройно, как орган,

Запели в отдаленьи;
Невольно дрогнула душа
При этом стройном пеньи.

И шел и рос поющий хор, —

И непонятной силой
В душе сливался лик небес
С безмолвною могилой.

И шел и рос поющий хор, —

И черною грядою
Тянулся набожно народ
С открытой головою.

И миновал поющий хор,

Его я минул взором,
И гробик розовый прошел
За громогласным хором.

Струился теплый ветерок,

Покровы колыхая,
И мне казалось, что душа
Парила молодая.

Весенний блеск, весенний шум,

Молитвы стройной звуки —
Всё тихим веяло крылом
Над грустию разлуки.

За гробом шла, шатаясь, мать.

Надгробное рыданье! —
Но мне казалось, что легко
И самое страданье.

«Только станет смеркаться немножко…»

Только станет смеркаться немножко,
Буду ждать, не дрогнёт ли звонок,
Приходи, моя милая крошка,
Приходи посидеть вечерок.

Потушу перед зеркалом свечи, —

От камина светло и тепло;
Стану слушать веселые речи,
Чтобы вновь на душе отлегло.

Стану слушать те детские грезы,

Для которых – всё блеск впереди;
Каждый раз благодатные слезы
У меня закипают в груди.

До зари осторожной рукою

Вновь платок твой узлом завяжу,
И вдоль стен, озаренных луною,
Я тебя до ворот провожу.

«Молчали листья, звезды рдели…»

Молчали листья, звезды рдели
И в этот час
С тобой на звезды мы глядели,
Они – на нас.

Когда всё небо так глядится

В живую грудь,
Как в этой груди затаится
Хоть что-нибудь?

Всё, что хранит и будит силу

Во всем живом,
Всё, что уносится в могилу
От всех тайком,

Что чище звезд, пугливей ночи,

Страшнее тьмы,
Тогда, взглянув друг другу в очи,
Сказали мы.

Георгины

Вчера – уж солнце рдело низко —
Средь георгин я шел твоих,
И как живая одалиска
Стояла каждая из них.

Как много пылких или томных,

С наклоном бархатных ресниц,
Веселых, грустных и нескромных
Отвсюду улыбалось лиц!

Казалось, нет конца их грезам

На мягком лоне тишины, —
А нынче утренним морозом
Они стоят опалены.

Но прежним тайным обаяньем

От них повеяло опять,
И над безмолвным увяданьем
Мне как-то совестно роптать.

«Если ты любишь, как я, бесконечно…»