Соловей и роза

Если ты любишь, как я, бесконечно,
Если живешь ты любовью и дышишь, —
Руку на грудь положи мне беспечно:
Сердца биенья под нею услышишь.

О, не считай их! в них, силой волшебной,

Каждый порыв переполнен тобою;
Так в роднике за струею целебной
Прядает влага горячей струею.

Пей, отдавайся минутам счастливым, —

Трепет блаженства всю душу обнимет;
Пей – и не спрашивай взором пытливым,
Скоро ли сердце иссякнет, остынет.

«Чем тоске, и не знаю, помочь…»

Чем тоске, и не знаю, помочь;
Грудь прохлады свежительной ищет,
Окна настежь, уснуть мне невмочь,
А в саду над ручьем во всю ночь
Соловей разливается-свищет.

Стройный тополь стоит под окном,

Листья в воздухе все онемели.
Точно думы всё те же и в нем,
Точно судит меня он с певцом, —
Не проронит ни вздоха, ни трели.

На заре только клонит ко сну,

Но лишь яркий багрянец замечу —
Разгорюсь – и опять не усну.
Знать, в последний встречаю весну
И тебя на земле уж не встречу.

«В душе, измученной годами…»

В душе, измученной годами,
Есть неприступный чистый храм,
Где всё нетленно, что судьбами
В отраду посылалось нам.

Для мира путь к нему заглохнет, —

Но в этот девственный тайник,
Хотя б и мог, скорей иссохнет,
Чем путь укажет мой язык.

Скажи же – как, при первой встрече,

Успокоительно светла,
Вчера – о, как оно далече! —
Живая ты в него вошла?

И вот отныне поневоле

В блаженной памяти моей
Одной улыбкой нежной боле,
Одной звездой любви светлей.

Сонет

Когда от хмелю преступлений
Толпа развратная буйна
И рад влачить в грязи злой гений
Мужей великих имена, —

Мои сгибаются колени

И голова преклонена;
Зову властительные тени
И их читаю письмена.

В тени таинственного храма

Учусь сквозь волны фимиама
Словам наставников внимать

И, забывая гул народный,

Вверяясь думе благородной,
Могучим вздохом их дышать.

«Толпа теснилася. Рука твоя дрожала…»

Толпа теснилася. Рука твоя дрожала,
Сдвигая складками бегущий с плеч атлас.
Я знаю: «завтра» ты невнятно прошептала;
Потом ты вспыхнула и скрылася из глаз.

А он? С усилием сложил он накрест руки,

Стараясь подавить восторг в груди своей,
И часа позднего пророческие звуки
Смешались с топотом помчавшихся коней.

Казались без конца тебе часы ночные;

Ты не смежила вежд горячих на покой,
И сильфы резвые и феи молодые
Всё «завтра» до зари шептали над тобой.

«Как нежишь ты, серебряная ночь…»