Сольск

В апреле этого года время пришло. Дима понял, что цена на пшеницу в июле неизбежно рухнет. На этом он и собирался заработать. Дима открыл ИП, взял кредит в банке, объехал переработчиков и заключил договоры с мельниками на поставку пшеницы. Когда цена на пшеницу составляла семь с половиной рублей, Дима предлагал по шесть рублей за килограмм с поставкой через два месяца. Четверть суммы с покупателей он взял авансом.

Пшеницу к указанному сроку он заготовил. Мельники выбрали товар на сумму аванса и отказались забирать с элеватора остальное, ссылаясь на низкое качество отпускаемого продукта. Никто не хотел переплачивать. Рыночная цена пшеницы на тот момент составляла уже пять рублей.

Проект забуксовал. Цены на зерно сначала ползли вниз, а потом и вовсе безнадежно обвалились. Банк требовал процент по кредиту, элеватор – оплату услуг по хранению. Каждый день съедал шесть тысяч рублей. Дима залез в несанкционированный долг к работодателю, превысив безопасный лимит втрое. Далее ситуация развивалась еще более неприятно, хотя и вполне предсказуемо.

– В общем так, – Тарасов встал и заходил взад-вперед по кабинету. – Через час либо деньги будут лежать у меня на столе, либо ты будешь лежать в травматологическом отделении больницы. А теперь пошел вон. И не вздумай убегать. Ищи деньги, где хочешь. Ребята помогут тебе собраться с мыслями.

12.

Прохлада в коридоре была казенная. В полумраке коридора люди в погонах быстрым шагом сновали туда-сюда и громко хлопали дверьми. Суд обязал его появляться в этом месте дважды в месяц.

На стене перед входной дверью висела доска с заголовком «Разыскиваются». Почти пустая, если не считать одной фотографии в нижнем левом углу.

12 июля текущего года ушел из дома и не вернулся Ашиев Геннадий Михайлович, 1974 года рождения. Уроженец города Курска. Особые приметы: лицо худое узкое, глаза голубые, от подбородка до нижней губы тонкий шрам. Если вам что-либо известно о местонахождении этого человека, просим немедленно обратиться в любое отделение УВД г. Сольска.

Двадцать четвертый кабинет находился в самом конце коридора. Под номером на синей облезшей табличке золотыми буквами было написано: «Инспектор ФСИН Быков». Перед кабинетом на диванчике сидели двое. Оба коротко стриженые, черные от загара и небритые.

– Кто последний?

Тот, что сидел ближе, уставился на него, словно удав на кролика.

– Ты кого, мля, последним назвал?

Валя замялся.

– Я имел в виду кто крайний?

Тонкие губы урки расплылись в уродливой улыбке, обнажая за собой редкий ряд гнилых зубов. Он набрал в легкие воздуха, чтобы начать блатной стеб по понятиям, но приятель оборвал его:

– Не кипишуй. Заходи, парень. Свободно, – и кивнул головой на дверь.

– Спасибо.

Валя постучал и заглянул в прокуренный кабинет. У окна сквозь дым едва виднелась темная человеческая фигура.

– Можно?

– Фамилия?

Валя вспомнил анекдот, рассказанный Ургантом про старого еврея. Второй раз за минуту ему отвечали вопросом на вопрос.

– Жуков.

– Заходи.

Сквозняк от двери вытянул дым в раскрытое окно. Расплывчатая фигура превратилась в человека в форме. В памяти всплыл лязг решеток клетки в зале суда. «Руки за спину, лицом к стене». «Встать, суд идет».

По эту сторону двери он чувствовал себя не лучше, чем по ту.

На стене висел портрет президента. Поток горячего воздуха из вентилятора шевелил бумажки на столе.

– Как дела, Жуков? – полицейский похлопал его по плечу. Несмотря на утренний час, рубашка на нем смялась, а под мышками выступили темные круги пота. Полицейский курил, и сизый дым медленно плыл к потолку.

– Нормально, – Валя сел на край ближайшего к выходу стула.

– Да ты не робей. Первый раз всегда стремно. А потом ничего, привыкаешь.

У Вали не было подобных планов на потом, но он не стал говорить об этом. Лучше коротко отвечать на вопросы. В идеале односложно: «да» или «нет». Что менты, что урки: прицепятся к слову, потом не отвяжешься.

Инспектор достал с полки тонкую папку в несколько листов. В правом верхнем углу первой страницы была вклеена Валина фотография.

– Так, сегодня двадцать второе, четверг. Есть. Прибыл вовремя. Пока идем по расписанию. Вот твоя подписка о невыезде, – инспектор открепил от остальных бумаг листок, подвинул его к Вале и протянул авторучку.

– Черта города для тебя буек. Заплывешь – утонешь. Усек?

– Да.

Рука инспектора снова легла Вале на плечо.

– Ты что как неродной? Расслабься. Чай будешь?

– Нет. Спасибо.

От этого панибратства было особенно неуютно. Так же по-приятельски с ним разговаривал сначала дознаватель, а потом следователь, прежде чем он оказался на скамье подсудимых.

– Учишься?

– Да.

– Справку с места учебы.

– Так каникулы. Все в отпусках.