Читаем Сомнамбула полностью

замечать или не замечать желтые листья, одеваться теплее или легче, чем надо, непременно простудиться, легко знакомиться, за каждым знакомством подозревать начало головокружительной истории,

и, наконец, придется признать, что нашего путешествия попросту не было.

Странно, что я говорю это именно сейчас.

Здесь сходятся все голоса, я и ты, это точка полной прозрачности, полной видимости в любом направлении. Вот почему счастье и отчужденность, и стихи на каждом камне. Ты плачешь у кромки плато потому, что теперь только вниз. Большего не будет.

Это правда. Но я точно знаю, что будет другое. Мы станем старше, мы состаримся, но никуда отсюда не уйдем.

А отчужденность… Наверное, так и должно быть. Потому что настоящее в его собственном виде обжигающе недоступно. Островки, окруженные зеленой водой, прозрачной до самого дна.

Острова

Рама подошел к ее дому, тронул колокольчик и сел у края колодца. Она выйдет, подаст ему воды и скажет то, что требуется по обычаю. Прохлада каменного дворика, прикосновение руки, слова благодарности. Теперь можно идти, ругая себя за легкомыслие, едва не стоившее ему жизни. У Рамы есть свой дом, есть невеста, еще жива его мать. Что будет с ними? Три посещения — и на нем останется клеймо неблагонадежности. Завтра он придет сюда в третий и последний раз. Это все, что он может сделать для нее. Ничья невеста, одиночка, ведьма. Так говорят.

Стражник наблюдал за ними без интереса. Он видел много ходоков, но ни один из них не посмел довести дело до конца. Хождения превратились в игру, в нее ввязывались от скуки. Молодежь нашла себе новое развлечение. Ну что ж, посмотрим.

Она появилась сразу, как будто давно ждала. Рама принял из ее рук сосуд с водой. Наблюдающий вскинулся, чувствуя паузу, и не ошибся. Она улыбалась, наслаждаясь тишиной. Он все-таки решился. Он не произнес положенной фразы. Через полчаса их уже заперли в храме.


Новость о предстоящем празднике разнеслась быстро. Ночью под окно приходили сестры, которых она не видела много лет. Мать запрещала им встречаться с тех пор, как она стала ничьей невестой. Сестры принесли яд: это наилучший выход в твоем положении. Ты уснешь и не проснешься. А он пускай выпутывается сам — в конце концов, ты здесь по его вине. Мы любим тебя и желаем тебе добра. Нам будет трудно смотреть на то, как разорвется твое сердце.

Сестры продолжали сетовать на судьбу, она слушала. Потом попросила передать ему записку, заранее зная, что ничего не выйдет. Они с негодованием отвергли просьбу: мы и без того сильно рискуем, разговаривая с тобой. Неблагодарная, сказала старшая, ты позоришь нашу семью и хочешь втянуть нас в свои сомнительные дела. Мы здесь чтобы помочь тебе умереть, не хочешь — пеняй на себя. Они ушли разобиженные и с сознанием выполненного долга.


Живительно, что это случилось именно с ней. Четыре года в городе не было повода для праздника. Любовная чума, поразившая полуостров много лет назад, отступила, но иногда давала о себе знать единичными вспышками, которые жестоко подавлялись во избежание эпидемий. Наблюдатели рыскали по улицам в поисках жертвы, вознаграждение росло год от года. За ошибки наказывали. Если в паре взаимности нет, боги жертву не примут. Поэтому устроители праздника должны точно знать, что этот брак заключен на небесах. В последнее время священные браки стали большой редкостью. Еще год-два и начнутся беспорядки. Но ее не волновала судьба города, она думала о нем.

Я даже не знаю, как его зовут и почему он выбрал именно меня. Разве можно знать наверняка? Ходили слухи, что другие пары пользовались голубиной почтой. Менее надежны были кошки, в ошейниках которых прятали записки. Эти непредсказуемые животные часто доставляли почту не по адресу, а получатель в случае обнаружения чужого письма был обязан сообщить куда следует. Говорили также, что на каждую сотню смертей приходилось по два-три выживших. Может быть, они действительно попадают на небо?

День и ночь она плела циновки из камышей, которыми был засыпан каменный пол. Ее руки знали, что надо делать, ведь этому учат с детства, но выходило иначе, и стебельки превращались в перья. В дверь заглядывали, укоризненно качали головой и, пошептавшись, забирали испорченную работу.


Первый праздник в своей жизни она встретила пятилетней девочкой. В назначенный день мать повела их в цирк. На арену по очереди выходили акробаты, жонглеры, танцовщицы со змеями, укротители диких животных. Посередине стояла колонна, увитая гирляндами цветов, земля вокруг нее была усыпана белыми лепестками. Все чего-то ждали. Девочка никогда не видела столько людей; волнение толпы передалось ей и она заплакала. Появился главный жрец. Привели невесту, одетую во все красное. Мать подозвала служанку и приказала ей завязать детям глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука