Сомнамбулист

— Что… — Скимпол осекся, лицо его перекосилось от боли. Наконец он сумел выдавить из себя слабым голосом: — Сколько я вам должен?

— Должны нам, сэр? Очень достойно с вашей стороны спрашивать о плате в такое время.

— Вы ни гроша нам не должны.

— Уже нет.

— Что? — просипел Скимпол.

— Честно говоря, мы уже взяли все, что хотели.

— Вы не волнуйтесь, сэр. Это вам по карману.

— Мы, так сказать, произвели обмен. Бун бурно взъерошил свои волосы.

— На вашем месте, сэр, я все же пошел бы домой. Правда, у него больной вид, Хокер?

— Очень больной.

— Если вы намереваетесь помереть, сэр, то лучше уж дома. Ежели вы прямо тут копыта отбросите, то подумают, будто вы шли зл толпой. Нет, идите-ка к себе в Уимблдон. Там смертность обычная. А тут необычная. Народ заметит.

— Стойте! — раздался голос.

Старосты удивленновыгнули шеи, чтобы посмотреть.

— Ой, это еще кто?

— А не тот ли жирдяй из клуба?

— Может быть.

Дэдлок шагнул вперэд, крепко сжимая в руке револьвер.

— Отпустите его.

— Ты не понимаешь, — прошептал альбинос. Хокер двинулся к £эдлоку.

— Не двигайся. Я гнаю, кто вы такие. Бун осклабился.

— Вряд ли.

— Все в порядке, — тробормотал Скимпол. — Они работают на меня.

— На тебя?

Подавив зевок, Хокэр побрел к человеку со шрамом и выбил пистолет у него из руки.

— Я Хокер. Кажется, нас не представили как следует.

Он схватил Дэдлока за руку в пародии на рукопожатие. Дэдлок сразу же ощутил страшное жжение, начавшееся в кончиках пальцев и охватившее все его тело пульсирующим, обжигающим, неотвратимым жаром. Он почти сразу же упал в обморок.

Хокер пожал плечами и позволил ему упасть.

— Просто небольшой подарочек, — сказал он. — Бесплатно.

— А что стало с тем смешным зеленым парнем? — спросил Бун.

— Думаю, пошел в подземку, — ответил Хокер.

— Пойдем посмотрим?

— Почему нет?

— Да устал я ходить.

— Согласен.

Они обернулись к Скимполу.

— Тогда пока, сэр.

— Пока-пока!

Старосты взялись за руки, внезапно став совершенно невинными с виду, словно дети. Бун нахмурился, погрузившись в размышления.

Надеюсь, что сейчас ваше недоверие не сорвется с высочайшего плато легковерия. Но даже если и так, я сожалею, что последующие инциденты требуют дальнейшего расширения этой способности.

Эти два человека как бы чуть заметно светились, мерцали, словно отражение в глубокой воде. Эффект продержался не более пары секунд, прежде чем эти двое исчезли. Да, исчезли. Никак иначе сказать не могу. Только что они были здесь — и вот их нет. Единственным свидетельством того, что они вообще стояли тут, был острый запах фейерверка и еще послевкусие, как от растаявшего фруктового мороженого.

После них осталось в живых около трех десятков людей. Мертвых осталось больше.

Это было последнее ужасное совпадение дня, когда все оборванные концы стянулись узлом, чтобы полностью разрушить мои планы. Это так же точно, как и то, что я хороший и терпеливый человек, не склонный к унынию, — на моем месте другой, более предрасположенный к самолюбованию, справедливо мог бы счесть себя вторым Иовом.

Я торопливо вел председателя по туннелю, назад к сфере. Он быстро разлагался. Половина его лица исчезла, его тело сочилось слизью, выделяя ту самую ужасную зеленую жидкость. Я пытался не запачкаться, но некоторое количество неизбежно попадало мне на кожу, шипя и обжигая, словно кислота. Там, где жидкость попадала на мое тело, от него исходил запах жареной колбасы.

Наконец мы дошли до «Любви», и я попытался затащить старика внутрь. Я услышал, как кто-то бежит за нами. Затем послышался слабый крик:

— Тан!

Конечно, это был Мун, жаждущий мести или чего-то в этом роде. Я пропихнул председателя в зеленую дверь, и мы спустились в зал.

Дальнейшее помнится смутно. Даже сегодня мне стоит огромного труда расположить события в правильном порядке.

Председатель узнал зал сразу же, как увидел, и, надо сказать, отреагировал не так, как если бы вернулся в любимый дом. Возможно, у него это место связывалось с долгим заточением, сферой и околоплодной жидкостью. Ему внезапно отчаянно захотелось уйти отсюда и вернуться на поверхность.

Он проревел что-то вроде «нет», но вязкая зеленая слизь, сочившаяся из каждой поры, уже настолько разъела его внутренности, что вырывавшиеся из его истерзанной глотки слова прозвучали скорее как звериный вой, нежели человеческая речь.

Я героически пытался переубедить его.

— Мистер председатель. Прошу вас. Я могу починить вас. Поверьте мне, это для вашего же блага.

— Наверх! — прорычал он, уже более связно. — Наверх!

— Останьтесь, умоляю вас!

Он, казалось, немного утихомирился, и я подошел поближе, надеясь взять его за руку и увести обратно, в сферу. Вероятно, худшей ошибки я сделать не мог. Одним взмахом того, что осталось от его правой руки (практически обрубок), он ударил меня по лицу и поверг на землю. До сих пор у меня остался след этого удара — багровая отметина на левой скуле величиной примерно с яблоко и таких же очертаний. Ее часто принимают за родимое пятно.