Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Не похоже было, чтобы сами австрийцы собирались воевать. В начале июня Берхтольд поручил одному из начальников отделов министерства, барону Францу фон Мачеко, подготовить секретный список с изложением основных проблем империи на Балканах и предложить варианты решений. Меморандум Мачеко, составленный им после консультаций с Форгахом и Берхтольдом и 24 июня переданный министру на рассмотрение, является для нас самым ясным выражением состояния дипломатического мышления в Вене летом 1914 года. Это не слишком оптимистичный документ. Мачеко включает в меморандум лишь две позиции, где на Балканах наблюдалась положительная динамика: признаки сближения между Австро-Венгрией и Болгарией, которая наконец «пробудилась от российского гипноза», и создание независимой Албании[347]. Однако Албания не являлась моделью успешного государственного строительства: уровень внутренней турбулентности и беззакония был высоким, и большинство албанцев полагали, что без внешней помощи у них порядка не будет[348]. Почти все остальные пункты списка были негативными. Сербия, выросшая и усилившаяся после двух балканских войн, стала большей угрозой, чем когда-либо раньше, общественное мнение Румынии изменилось в пользу России, так что стал актуальным вопрос о том, когда Румыния формально порвет с Тройственным союзом, чтобы присоединиться к России. Австрия на каждом шагу сталкивалась с политикой России, которую поддерживал Париж и которая была «в конечном счете агрессивной и направленной против статус-кво». Теперь, когда Османскую империю вышвырнули из Европы, единственной целью Балканской лиги, поддерживаемой Россией, могло быть окончательное расчленение Австро-Венгерской империи, чьи владения Россия когда-нибудь скормит своим голодными сателлитам.

Что могло бы способствовать улучшению ситуации? Меморандум фокусировался на четырех ключевых дипломатических целях. Во-первых, Германии следует внушить больше понимания австрийской балканской политики – Берлин постоянно недооценивал всю серьезность проблем, с которыми Вена сталкивалась на Балканах, и от него ожидалось гораздо большей поддержки. Во-вторых, Румынии пора было определиться, с кем она войдет в союзнические отношения. Русские обхаживали Бухарест в надежде получить нового союзника против Австро-Венгрии. Если румыны намерены присоединиться к Антанте, то Вена должна узнать об этом как можно раньше, чтобы принять меры для защиты Трансильвании и остальной части Венгрии. В-третьих, следует ускорить заключение союза с Болгарией, чтобы противостоять последствиям улучшения отношений между Россией и Сербией. Наконец, следует экономическими уступками отвлечь Белград от политики конфронтации, хотя Мачеко скептически относился к возможности таким образом преодолеть его враждебность.

Меморандум Мачеко содержал признаки паранойи: это было странное сочетание истеричности и фатализма, которое многими австрийцами того времени считалось характерным для настроения и культурного стиля Вены начала ХХ века. Однако в этом не было и намека на то, что Вена считает войну – ограниченную или общую – неизбежной, необходимой или желательной. Напротив, упор в меморандуме был сделан на дипломатических методах и задачи ставились в соответствии с самовосприятием Вены как оплота «консервативной политики миролюбия»[349].

С другой стороны, Конрад, в декабре 1912 года возвращенный на должность начальника Генштаба, оставался несгибаемым приверженцем милитаризма. Однако его авторитет ускользал. В мае 1913 года выяснилось, что полковник Альфред Редль, бывший начальник военной контрразведки и начальник штаба 8-го армейского корпуса в Праге, регулярно передавал в Санкт-Петербург секретные военные материалы, включая подробные планы мобилизации, которые, в свою очередь, русские передали Белграду. Скандал бросал нелестный свет на квалификацию Конрада как военного администратора, если не сказать большего, поскольку все назначения такого уровня были его сферой ответственности. Редль был известен своими гомосексуальными похождениями, и его нескромные и дорогостоящие любовные связи делали его легкой добычей для шантажа со стороны российской разведки. Возникал вопрос: как могло получиться, что это ускользнуло от внимания Конрада, который с 1906 года обязан был курировать служебное продвижение Редля? Было известно, что Конрад мало интересуется этим аспектом своей работы и ограничивается поверхностным знакомством с делами многих назначенцев на высокие командные посты. Свою ошибку Конрад усугубил тем, что разоблаченного полковника-шпиона заставили покончить жизнь самоубийством, вручив ему пистолет в гостиничном номере. Редль застрелился, и эта позорная развязка не только возмутила наследника престола – правоверного католика, но и, что важнее – лишило Генеральный штаб возможности получить от Редля показания о том, что и как он успел передать в Санкт-Петербург.