Сомнения Элли Эндрюс

– К ней еще не пускают посетителей. Там сидит бабушка Стивенс. А папа решил, что лучше всей семье собраться вместе и побыть в пределах досягаемости несколько дней, вот почему я приехала. Люси и Генри едут, Эмили пообещала взять выходной. Папа говорит, у маминой постели лучше позабыть о разногласиях.

Отец сошел с ума? Семья Эндрюс не в состоянии поладить, даже когда рассеяна по лицу земли.

– Маме нужен уход! – гремит Шарлотта, с грохотом переключая скорость. – Именно этим мы и займемся. Кстати, отличное было шоу по ящику. Я страшно обрадовалась, когда ты врезала Лейси в нос. Я бы и сама не отказалась. Терпеть не могу тех, кто вырубает леса. Перестрелять их всех надо.

Шарлотта известна сильными взглядами. Она охотно запретила бы англичанам выезжать на континент, объявила футбол вне закона, сделала охоту на лис национальным спортом и учредила закон, по которому каждый должен есть британскую говядину по крайней мере раз в неделю. И никаких вегетарианцев. Я решаю не намекать, что у нее гораздо больше общего с Маркусом, чем с Сэм и Мадом.

В сгущающемся мраке я хватаюсь за слабую надежду, как утопающий за соломинку.

– Значит, маму положили в клинику вчера?

– Да. Слушай внимательней, Элли, я терпеть не могу повторять. Я твержу об этом Барнаби с утра до вечера.

– Значит, она не смотрела новости.

– Ох, сомневаюсь. Тогда бы ее на месте хватил удар. – Шарлотта хохочет. – Она и так пришла в ярость, когда тебя арестовали, и сказала папе, что теперь ты точно не найдешь приличного мужа, раз уж связалась с криминальным миром.

Я закатываю глаза.

– Сэм и Мад – вовсе не Бонни и Клайд.

– Врачи говорят, что рак иногда развивается из-за стресса. Поэтому давай-ка задумайся о своем будущем. Найди приличного парня. Чем, например, плох брат Барнаби?

– О нет, только не он! – с ужасом восклицаю я. Гнусный толстяк с явными признаками вырождения. Тупее, чем лабрадоры Шарлотты. – И не надо намекать, что раком можно заболеть из-за стресса, – добавляю я, чувствуя, как внутри все скручивается. – Ты как будто хочешь сказать, что мама заболела из-за меня.

– Я ничего не хочу сказать. Просто имей в виду, что хватит уже крутить интрижки с совершенно неподходящими парнями.

Я буквально чувствую прикосновение рук Джея, его губ, запечатлевающих горячие поцелуи на моих ключицах и ниже… Мне становится жарко. Надо подумать о чем-нибудь неприятном.

– Не надо нотаций, – устало говорю я. – Настроение у меня и так уже хуже некуда, ты ничем его не испортишь. Думаешь, я не знаю, что раз за разом подвожу маму?

– Я не пытаюсь испортить тебе настроение, я хочу помочь. Пора успокоиться и завести семью. Есть у тебя на примете хоть один человек, на которого имело бы смысл ставить?

К моему полнейшему изумлению – а я-то думала, что слезы выплаканы до конца, – я начинаю рыдать.

– О Господи! – Шарлотта резко сворачивает на обочину и что есть сил жмет на тормоз. – Ну-ну! – Она неуклюже похлопывает меня по плечу. – Перестань реветь и высморкайся.

Я послушно сморкаюсь в огромный платок, от которого пахнет конюшней.

– Так-то лучше! – Шарлотта лезет в карман куртки и извлекает фляжку. – Ну-ка, глотни.

Я глотаю и чуть не задыхаюсь. Превосходный бренди как огнем жжет глотку.

– Лекарство от всех печалей. – Усмехаясь, сестра закручивает крышку. – Так я справляюсь с близнецами, когда они особенно скверно себя ведут. А теперь рассказывай.

И я рассказываю, испытывая огромное облегчение. Мои эмоции как будто вылили в миксер и включили его на полную скорость.

– Бедная ты дурочка. – По крайней мере Шарлотта на свой лад мне сочувствует. – Как обидно. Но нельзя же вечно сидеть и скулить. Упрись ногами покрепче и оставь эту дребедень в прошлом.

Однако чудесное время, проведенное с Джеем, вовсе не кажется дребеденью. Наоборот, оно как будто – единственная часть моей жизни, которая исполнена смысла. Но роман закончился, не успев начаться.

– Мне страшно жаль, – продолжает Шарлотта, отхлебнув бренди, – но если вечно сидеть и хлюпать, у окружающих в конце концов иссякнет сочувствие. Нужно встряхнуться, иначе рано или поздно людям надоест видеть твое заплаканное лицо.

Такова моя сестра. Грубая, но любящая.

– Поэтому, как только мама слегка окрепнет, ты поедешь в Хэмпшир и погостишь у нас. Считай, что у тебя отпуск.

Я бледнею. Скорее я соглашусь отрезать себе волосы газонокосилкой. Жизнь с Шарлоттой никак не назовешь приятным отдыхом. Меня будут вытаскивать из постели ни свет ни заря, сажать на лошадь, гонять «укрепляющим» галопом, а главное, сделают нянькой, шутом и рабыней для бешеных близнецов по имени Тристан и Изольда. Во время моего прошлого визита они якобы случайно заперли дверь конюшни на замок. Я просидела там шесть часов и до сих пор вздрагиваю при воспоминании о том, что пришлось справлять нужду в ведерко.

– Ты очень добра, Лотти, но…