Сомнения Элли Эндрюс

Беда не приходит одна

– Элли, это ты? – кричит папа, как только я вставляю ключ в замок. – Зайди в кабинет на минутку, ладно?

Я бросаю ключи на полированный столик у лестницы, едва не разбив старинную вазу с розами, и по привычке присаживаюсь на нижнюю ступеньку, чтобы разуться. Пускай мама в больнице, но я не в силах нарушить правила, которые она вдалбливала в меня в течение двадцати с лишним лет.

Прошлепав по выложенному клетчатой плиткой полу, я открываю дверь кабинета ногой в носке. Духота стоит страшная. Пускай на дворе лишь сентябрь, но папа жарко топит камин, и в кабинете запах яблоневых дров смешивается с едким ароматом трубочного табака.

– Как дела, па? – Я целую его в темя. Волосы у отца редеют, виднеется детски розовая кожа. Сидя в любимом кресле, которое мама давным-давно выдворила из гостиной, он выглядит усталым и как будто уменьшившимся. – Ты обедал?

– Нормально… – Он нетерпеливо машет рукой. – Не важно. У нас беда.

У меня пересыхает во рту.

– Мама?…

– Нет, детка, не пугайся, не мама. Шарлотта. Барни только позвонил, он в ужасе. Лотти, насколько я понял, отправилась кататься и упала. Она сейчас в Бейсингстоке, со сломанной ногой и какими-то внутренними повреждениями. Барни говорит, у нее адские боли.

– Бедная Лотти! – Я пытаюсь говорить сочувственно, хотя и думаю втайне, что психи, которые носятся по полям на бешеных лошадях, заслуживают неприятностей.

– Ты же знаешь Барни, – продолжает папа, рассеянно разглаживая указательным пальцем складки на газете. – Он без жены с ума сойдет.

Я знаю характер Барни. Он, мягко выражаясь, темпераментен. Шарлотта удерживает его стальной рукой и оправдывает мужнины эскапады тем, что он художник. Ага. Артист весьма оригинального жанра.

– Мама будет волноваться, – говорит отец. – Прямо сейчас ей точно не нужны такие новости. Ты же ее знаешь. Она будет рваться в Хэмпшир к Шарлотте, хотя должна отдыхать и набираться сил перед химиотерапией.

– Почему у меня такое ощущение, что ты не решаешься сказать что-то очень неприятное? – спрашиваю я.

Папа вздыхает:

– Ты же знаешь маму, детка. Нельзя, чтоб она нервничала. Она потребует, чтобы кто-нибудь поехал туда и занялся близнецами.

Я согласна. Пускай Шарлотта наймет Суперняню. Или сдаст их на неделю в колонию для несовершеннолетних. Там с этими очаровательными малютками будут обращаться именно так, как они заслуживают.

– А Барни?

Он, конечно, дурак набитый, но, полагаю, в присутствии отца даже Тристан и Изольда не в состоянии разрушить дом до основания.

– Шарлотта сказала, завтра он уезжает. Он пишет портрет какого-то футболиста и его жены. Деньги на дороге не валяются… – Папа берет со стола трубку и выколачивает (еще один пережиток, давным-давно изгнанный мамой из гостиной), а затем принимается набивать золотистым виргинским табаком. Давний и весьма успешный способ уходить от разговора. Беседы по поводу моих школьных отметок и споры о допустимой длине юбки начинались с того, что папа выколачивал трубку.

– Ты хочешь, чтобы я поехала туда, не дожидаясь следующей недели? – Сердце у меня обрывается. Сосуществование с Тристаном и Изольдой сделает Бедлам приятной опцией. Двадцать четыре часа с этими чудовищами – и любому понадобится комната с мягкими стенами.

– Я, несомненно, буду тебе очень признателен, – соглашается отец, затягиваясь так энергично, как утопающий глотает воздух. – Нельзя же, чтобы мама все время нервничала. И потом Барни поклялся вернуться через два дня. И домработница поможет.

Сомневаюсь, поскольку дети Шарлотты действуют на домработниц, как репеллент на комаров. Ингрид – последняя в длинной череде совершенно не отличимых друг от друга домработниц. Судя по нервному тику, который я наблюдала у нее, когда мы виделись на свадьбе Аннабель, она вряд ли успешно справляется с детьми, лошадьми, собаками и грудой неоплаченных счетов. С другой стороны, не представляю, как буду справляться я. Причем мне даже языковым барьером не отговориться.

Но как отказать папе? Я по-прежнему переживаю из-за проблем, которые навлекла на родителей, испортив свадьбу Аннабель, а затем став своего рода местной кинозвездой. Если такова расплата, я должна принять ее без единого упрека.

Или хотя бы не слишком жаловаться.