Сомнения любви (Любовь к Пропащему Лорду)

— Я надеюсь, что со временем память ко мне вернется, но пока я бы предпочел, чтобы слухи о моей слабости активно не муссировались. Я понимаю, что сохранить такое в тайне не удастся, но чем меньше будут об этом говорить, тем лучше. Поскольку ты — главный источник информации обо мне, я попрошу тебя не распространяться на эту тему.

Уорф, казалось, был потрясен еще сильнее.

— Ваша светлость, уверяю вас, я никогда и ни с кем не говорю ни о чем, что касается вас лично. И конечно, я не стал бы делать это сейчас.

Все лучше и лучше.

— Ты не похож на пажа или лакея. Скорее — на солдата или телохранителя. Как ты попал ко мне в услужение? Расскажи мне свою историю.

Уорф заметно занервничал.

— Я родился в Ист-Энде. Отец был портовым грузчиком и умер, когда на него свалилась большая бочка с хересом. Мать была прачкой и не могла содержать всех нас, вот я и записался в солдаты, как только подрос настолько, чтобы сойти за взрослого. А премию за добровольное поступление на службу я отдал матери, чтобы она смогла купить одежду младшим.

Теперь понятно, откуда этот акцент лондонской бедноты. Адам прошел через гостиную и открыл дверь, ведущую в спальню, посреди которой стояла кровать под тяжелым балдахином из голубой и золотистой парчи.

— Сколько тебе было тогда на самом деле лет?

— Тринадцать. Но я был крупным парнем, меня взяли без вопросов.

Адам прошелся по спальне. Уорф держался у него за спиной. Еще одна дверь вела в просторную гардеробную, полную сорочек, бриджей, панталон, сюртуков, камзолов и фраков, висящих на специальных вешалках. Сапоги, шляпы и другие аксессуары мужского костюма были аккуратно разложены по полкам.

— Господи, я действительно ношу все эти наряды?

— Ваша светлость известен своим безупречным вкусом в одежде — вы никогда не позволяете себе выглядеть слишком вызывающе — и никогда слишком консервативно, — чересчур помпезно, на взгляд Адама, сообщил ему слуга.

— Полагаю, что во многом обязан тебе своей репутацией. — Адам пощупал ткань одной из множества хлопчатобумажных сорочек, которые висели на специальной деревянной раме в форме мужских плеч. Дверь на дальнем конце бесконечной гардеробной вела в комнату самого Уорфа. Его спальня имела еще одну дверь — отдельный выход в коридор. — Как случилось, что ты стал моим слугой?

— Меня комиссовали из армии, когда после ранения я заболел сыпным тифом. Моего товарища Рега и меня отправили домой помереть или выздороветь — как будет угодно Богу. В Лондоне на нас напала банда пьяных головорезов. Нас обоих успели крепко побить до того, как появился майор Рэндалл и всех их разогнал.

— Один? Всех? Сколько их было?

— Мы с Регом уложили четверых, но оставались еще четверо. Если бы мы были в хорошей форме, — задумчиво добавил Уорф, — мы бы и с остальными справились, но тогда тиф нас крепко подкосил. И все же нам выпало редкое удовольствие увидеть майора в деле. Майор считал, что отставные солдаты не должны голодать и жить на улице, поэтому он нас обоих привел к вам и спросил, можете ли вы дать нам работу. Я был бы счастлив мыть полы на кухне, лишь бы меня кормили и не лишали крыши над головой, но вы дали мне больше. Вы сказали, что вам нужен личный слуга, и спросили, готов ли я научиться этому ремеслу. Я ответил согласием, и вы наняли мне инструктора из агентства, который научил меня всяким хитростям, касающимся гардероба джентльмена.

Наверное, Адам уже и тогда чувствовал, что верность ценнее рекомендаций.

— Должно быть, ты мне понравился, если я дал тебе возможность освоить новую профессию.

— Это, конечно, плюс то, что, хотя мне тогда порой и еды себе купить было не на что, одежда моя всегда была в порядке, — с усмешкой сказал Уорф. — С моей фигурой циркового силача модником мне быть не суждено, и я это всегда понимал, зато наряжать вас стало для меня истинным удовольствием. — Он окинул быстрым взглядом одежду Адама. — То, что сейчас на вас, — неплохо, но не соответствует нашим стандартам.

Адам повернулся и посмотрел камердинеру в глаза:

— Какие у нас были отношения? Я не взял тебя с собой в Шотландию. Почему?

Уорф весь словно сжался.

— У меня мать умирала, и вы велели мне остаться в Лондоне с ней. Она умерла до того, как до нас дошла весть об аварии.

— Мои соболезнования, — тихо сказал Адам. — Я был бы извергом, если бы потребовал от тебя ехать со мной при таких обстоятельствах.

— Не всякий хозяин стал бы входить в положение своего слуги, — напрямик заявил Уорф. — Я благодарен вам за то, что разрешили мне остаться в Лондоне, но, возможно, если бы я был с вами на борту «Энтерпрайза», вы бы так не пострадали.

— Или и ты бы погиб. Что было, то было. Прошлого нам не изменить. — Адам испытующе смотрел на испещренное шрамами лицо слуги.

— Похоже, наши отношения… менее формальны, чем это обычно бывает между хозяином и слугой.