Сомнительная версия (Повести и рассказы)

— Больно уж вычурно, — покачал головой Жуков. — Ладно, объявление я сам напишу. Но только чур — никому ни слова заранее. Пусть для Коптякова все это будет неожиданностью. А ты, Ванюша, расчет корреспонденту пока не делай. Договор запри в сейф, а ключ… Ну, словом, протяни как-то немного времени. Изловчись. Пусть и Марей свою «историю» прочтет народу, и корреспондент тоже — сами чигряне увидят, стоит ли ему платить деньги.

На том и порешили. Марей с дедом Гридей направились в свой конец деревни, а Ванюша проводил немного Жукова и свернул в проулок. Дом Жукова стоял несколько дальше, в Заручье. Дорогой он вспомнил давний разговор с Коптяковым насчет пенсионеров. Многие в деревне хотели получить официальное разрешение председателя, чтобы работать истопником или сторожами в магазине, в школе, на почте, не теряя при этом колхозной пенсии. Сперва Коптяков заартачился, а потом все же смилостивился, разрешил трем старухам. Я, говорит, подумал и трезво взвесил. Пусть идут техничками в школу и уборщицами в магазин, раз не под силу трудиться в колхозе…

А если б не соизволил? И почему от его воли, от воли одного человека, все зависит? Ведь не он, а правление всему голова, но на деле выходит — как решит председатель, так и постановят? Подобрал тех, кто в рот ему смотрит, пляшет под его дудку. Разве б посмел без разрешения правления добычу печуры в распадках? Ведь судебное дело могли запросто открыть. Все понимали, а никто слова даже не сказал. Разве что зоотехник Иван Сядунов. Теперь вот бодяга с этой «историей»… Утвердили, недолго думая, на правлении. Жаль, меня не было. А подписал Коптяков корреспонденту на расчет, правление не созывал, не счел нужным. Чувствует свою власть. Думает, райком выдвинул, райком в случае чего и поддержит, не станут корить за такое мелочное дело, подрывать его авторитет…

Жуков вышел к реке, неторопливо побрел вдоль крутика. В блеске малинового кроткого вечернего солнца стелилась сверкающей зыбкой дорогой к морю Чигра. Высоко в бестревожном небе тянула со стороны моря стайка уток.

«А ведь другой бы на моем месте спокойно и беззаботно не воевал с Коптяковым, — думал Жуков. — Тогда бы и в райкоме довольны были: проявил гибкость, наконец-то сумели найти общий язык… Да только надо ли его находить, если мыслим по-разному? А тебе говорят: сиди, не дергайся, набирайся опыта. Молод еще. Придет твое время. Дак откуда оно придет, если смиришься со всем и будешь молчать? Дни проходят в суете. И что особенного успел сделать?»

Хотелось, чтоб люди ему верили, а трудно, ой как трудно, когда идут к тебе с сокровенным, а помочь не всегда можешь, да и не все можно объяснить. Сам порой оказываешься в дурацком положении. Стоит чуток ворохнуть поглубже, вмешаться в колхозные дела, того и гляди, опять укорят в неумении ладить с председателем.

Незаметно Жуков миновал околицу. Строго белели высокие рубленые кресты на погосте — древние, побелевшие, расщепленные от времени, изъеденные солью и ветрами с моря.

Погост разделен был натрое. Межи поросли буйным кустарником у крайних могил. Староверы, никониане, а ближе к реке — холмики, увенчанные пятиконечными звездами. У некоторых венки с пожухлыми лентами.