Сон № 9

– Значит, во время посещения вышеупомянутого клуба ты еще не достиг возраста, когда разрешается распитие спиртных напитков? Так?

– Я был в «Пиковой даме» вчера. В свой день рождения.

– Ты был в вышеупомянутом клубе вчера. В свой день рождения.

– Все, что мне нужно, – это адрес клуба.

Он изучает мое лицо, будто ищет разгадку. В конце концов возвращает мне права.

– Все, что я могу тебе посоветовать, – это получить вышеупомянутый адрес, позвонив вышеупомянутому другу. «Пиковая дама» не значится ни на одной из моих карт.

Конец. Я кланяюсь и ухожу, с трудом закрывая дверь, а он все запоминает мое лицо.

Признаю свое поражение. Ноги вот-вот отвалятся. Обхожу все улицы и переулки в Сибуя по крайней мере дважды, но «Пиковой дамы» нигде нет. Покупаю банку «Калпис»[84] и пачку «Севен старз», присаживаюсь на какую-то ступеньку. Может, Даймон в бильярдном зале? Вряд ли. Теперь он наверняка будет меня избегать и еще долго туда не сунется. Ну почему Мириам вчера вечером не сказала, что знает моего отца?! Кстати, откуда она узнала, как меня зовут? Ну да, Даймон несколько раз обращался ко мне по имени. Но «Миякэ» – распространенное имя. А еще Даймон сделал запись в книге посетителей, и она, должно быть, заметила необычные иероглифы для «Эйдзи». Отец наверняка говорил обо мне. Я делаю большой глоток из банки и закуриваю сигарету. Отец посещает эксклюзивные клубы – еще один штрих к тому, что мне о нем известно. Он богат. Представляю, как дым клубится в легких, будто пыль в залитых солнцем шахтах. Столкнуться с Мириам у пруда Синобадзу – не такая уж и неожиданность. Она любит кормить уток – много ли в Токио мест, где можно кормить уток? Пристраиваю сигарету на край банки и пролистываю выроненную Мириам библиотечную книгу. Вот это здорово! Получить по яйцам от женщины, которая обслуживает моего отца. Нет. Тут что-то не так. Странно. Слишком много совпадений. Ну и что? Надо найти им объяснение – вот вам и план «Г». Интересно, отец – такой же бабник, как отец Даймона? Я-то думал, что он изменяет супруге, но верен любовнице. В принципе, я просто хочу с ним встретиться, а не осуждать. Сигарета скатывается с банки, которая вдруг сама по себе дрожит, раскачивается и…

…падает, стонет земля, поют оконные стекла, трясутся здания, ох, я трясусь, сочится адреналин, обрываются на полуслове миллионы фраз, замирают лифты, миллионы токийцев ныряют под столы и в дверные проемы – я сжимаюсь в комок, защищаясь от обломков каменной кладки, – и весь город и я вместе с ним возносим горячие молитвы кому угодно – кому угодно – Богу, богам, ками[85], предкам – тому, кто слушает: пусть это кончится пусть это кончится пусть это кончится сейчас же, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть оно не будет сильным, не будет сильным, не сегодня, не сейчас, не как в Кобэ, не как в двадцать третьем[86], не сегодня, не здесь. «Калпис» ручейками растекается по истомившемуся от жажды тротуару. Бунтаро как-то говорил, что сейсмические волны землетрясения бывают продольными и поперечными. Продольные – это еще ничего. А поперечные ровняют города с землей. Но как отличить одно от другого? Какая разница – просто пусть оно прекратится!

Землетрясение прекращается.

Я выпрямляюсь, заново рожденный, лишенный дара речи, еще не совсем в это веря. Тишина. Дыши. С небес струится облегчение. Люди включают радиоприемники, чтобы выяснить, это локальный толчок, или Иокогама или Нагоя уже стерты с карты Японии. Поднимаю банку «Калпис» и закуриваю новую сигарету. И вдруг вижу – и не верю своим глазам. Напротив, через дорогу – проход. Он ведет в здание и упирается в лифт. Рядом с лифтом табло. На табло, рядом с цифрой «9», два трапециевидных глаза смотрят прямо на меня. Я узнаю эти глаза. Глаза пиковой дамы.

Двери лифта открываются, звенит бронзовый гонг. Рядом с проектором – ведро с мыльной водой. Женщина в комбинезоне, стоя на стремянке, коктейльной шпажкой чистит дырочки в куполе планетария.

– Извините, но мы открываемся в девять. – Тут она замечает, как неказисто я одет. – Ох, еще один продавец дурацких мобильников… Да что вы сюда все ходите!

Что ж, я тоже обойдусь без любезностей.

– Мне нужно поговорить с Мириам.

Меня пристально оглядывают:

– Кто вы такой?

– Меня зовут Миякэ. Я был здесь вчера, с Юдзу Даймоном. Мириам нам прислуживала. Мне нужно задать ей один вопрос. И я сразу же уйду.

Женщина качает головой:

– Нет, вы уйдете прямо сейчас.

– Прошу вас. Я не маньяк и не псих. Пожалуйста.

– Мириам сегодня не работает.

– А вы не дадите мне номер ее телефона?

Она ковыряет коктейльной шпажкой в дырочке.

– А что у вас за вопрос?

– Личный.

Таким взглядом на меня никогда в жизни никто не смотрел. Она указывает большим пальцем на скрытую занавесом дверь:

– Спросите у Сиёри.

Я благодарю ее и прохожу в курительную комнату. Вышитые панно скатаны под потолок, солнечный свет падает в окна, забранные прочными решетками. Женщины в футболках и джинсах сидят на полу и, причмокивая, поедают сомэн[87]. Хрупкая дама возится с заводным попугаем. Как только я вхожу, разговор затихает.