Сон Бруно

Я знаю, что ты живешь с Аделаидой. Она была моей, но я избавился от этой швали. Можешь оставить ее себе. Только скажи ей, суке паршивой, пусть не попадается мне на глаза, если не хочет, чтобы я спустил с нее шкуру. Для тебя же у меня есть наказание. Я тебя вызываю на дуэль. Оружие – пистолеты. Место выбирай сам. Если откажешься драться, я заклеймлю тебя как труса и пропечатаю в газетах о твоей преступной связи с прислугой, я буду преследовать тебя везде – дома, на службе, всеми способами, какие только смогу придумать, я превращу твою жизнь в ад. Если же ты примешь вызов, я приложу все усилия, чтобы убить тебя или изувечить.

Уилл Боуз

Денби прочитал это странное письмо, высоко подняв брови. Затем протянул его Аделаиде.

Аделаида пробежала его глазами. Письмо выпало у нее из рук. Она прикусила пальцы, чтобы сдержать крик. Потом пробормотала:

– Я потеряла его, потеряла, это был единственный человек, который любил меня по-настоящему!

Глава XXV

На пороге гостиной в своем коричневом плаще с поднятым воротником стояла Лиза. На полу в прихожей был виден большой клетчатый чемодан. Солнце, выглянувшее после дождя, заливало комнату ярким светом. У окна стоял Майлз.

– Закрой дверь, Лиза.

Вопрошающе глядя на Майлза, Лиза показала рукой назад, на прихожую.

– Диана наверху, – сказал Майлз. – Не думает же она, что ты уедешь, не попрощавшись со мной.

– Я не хочу усугублять…

– Ее боль? Тут уже ничего не изменишь. А как быть с нашей болью?

– Давай не говорить об этом, – сказала Лиза. Она закрыла дверь.

– Как же не говорить? Ведь мы сказали уже самое главное.

– Возможно. И хорошо, что мы на этом остановились.

– Ты решила покончить со мной одним махом.

– Это единственный выход.

– Может быть, даже и правильный. Хотя не уверен. Но уж, конечно, не единственный. Это насилие над природой.

– То, что правильно, чаще всего и есть насилие над природой.

– Господи, Лиза, у меня кровь стынет от того, что ты говоришь.

– Я знаю. Я люблю тебя, Майлз, – произнесла она сухо.

– И я люблю тебя. Очень люблю. Я буду любить тебя всю жизнь. Я всегда буду думать о тебе.

– Не всегда, Майлз.

– Если, по-твоему, все кончено, ты ошибаешься. Нельзя столь хладнокровно распорядиться чувством.

– Совсем не хладнокровно, Майлз. Пойду позову Диану.

– Нет-нет, подожди.

Майлз подошел и стал в дверях. Лиза отступила в комнату.

– Сними плащ, Лиза.

– Нет.

– Еще не поздно придумать что-нибудь. Никогда не поздно, тем более сейчас.

– Не затевай этого разговора, – сказала Лиза, – не надо. Чем больше мы скажем друг другу, тем больше будем мучиться. И я и ты – мы оба прекрасно знаем, что другого выхода нет.

– Но мы ничего не обсудили.

– Ты же прекрасно понимаешь: мы ни к чему не придем.

– Мы ведем себя как безумцы, Лиза.

– Пойми, Майлз, это безнадежно, пойми. Пока ты не полюбил меня… хорошо, пока ты не понял, что любишь меня, я могла еще жить здесь. Я страдала, но мне было хорошо. Выносимо. Но теперь жизнь стала мучением и для меня, и для Дианы. Ты ведь знаешь, с Дианой ты не расстанешься. Ты любишь ее. А жить на два дома немыслимо. Я этого не выдержу, даже если выдержишь ты и выдержит Диана. Пойми ты, пойми, так уж оно все устроено. Ничего не поделаешь.

– Может, есть еще что-нибудь, что-нибудь такое, до чего мы не додумались?

– Нет.

– Я бы расстался с Дианой. Мы ведь и не говорили…

– Нет, не расстался бы, Майлз. Это как раз то, чего нам не следует обсуждать. Мы должны оставаться людьми. От любви не умирают. Сейчас в нас все до безумия обострено. Но пройдет полгода, и нам станет легче, хотя, когда ты влюблен, это трудно себе представить.

– Мне не станет легче через полгода, Лиза. Кажется, ты не понимаешь всей серьезности случившегося. Я ждал такую, как ты, всю жизнь.

– Я понимаю, Майлз. Ведь я люблю тебя. Я тоже ждала, я жила любовью эти годы. Я не думала, что все так кончится. А если бы даже и думала, я бы все равно любила и ждала. Нельзя идти к цели напролом, губя всех – Диану, тебя, меня. Разве, бросив ее, могли бы мы жить вместе? Мог бы ты писать стихи, а я – делать все то, что я делаю для людей?

– Ты говоришь, мы все преувеличиваем. А не преувеличиваем ли мы страданий Дианы? Может, ей как раз будет хорошо, лучше, чем…

– Она твоя жена, она отдала тебе жизнь. Этого ни преувеличить, ни преуменьшить нельзя.

– Господи, я понимаю, что нельзя…

– Сейчас ты думаешь обо мне. А если б ты ушел со мной, ты бы думал о Диане.