И ещё один просёлок, и сугроб на таран, и… и до чего же хороша машина! И поместительна. А когда Рыжий крепёж подгонит, да, не забыть, Джадда напрячь, пусть тоже займётся, ремни как раз по его части, ремни, а заготовки-то есть? Тогда послать заказ… А кого на посыл дёрнуть? Все ведь в хозяйстве, все при деле, не Трёпку же, дуру косматую, ладно, это уже пусть Нянька думает. А до дома всего ничего осталось, и он как раз до полуночи успевает.
Тихоне давно хотелось есть, и ещё всякого, но он привычно терпел, покачиваясь вместе с полом. Останавливались, снова ехали, иногда его слегка катало по кузову, прижимая к ящикам и мешкам у бортов, но не больно. Чтобы не думать о еде, он старался не просыпаться, но настоящего сна уже не получалось, так, дрёма. А хорошо бы, чтобы у хозяина больше рабов не было. Одному на всё про всё, конечно, нелегко, весь день крутишься, не присядешь, а ночью лежишь, так тоже работаешь, но всё равно лучше, чем, если с другими хозяйскую ласку делить. А если ещё и поселковые, аборигены, або… то всё, сам в хозяйскую постель полезешь, лишь бы с ними в одной камере на ночь не остаться, ведь придушат, как нечего делать. Сколько он таких рассказов наслушался, да и сам в отстойнике хоть и немного, а хлебнул.
Действие таблеток заканчивалось, но и осталось… два поворота, нет, уже один, уже забор знакомый, седьмая от угла доска с кривизной, как поставили тогда, так и стоит, как-то так получается, что ровные да гладкие гниют, а этой хоть бы что. А вон и ворота, все наверняка спят, так мы разбудим!
Коррант остановил машину почти вплотную к воротам, дал короткий гудок и, не дожидаясь ответа, вышел из машины. Но, к его огорчению, калитка оказалась закрытой не на ключ, а щеколду. Нет, что порядок блюдут — это хорошо, но ему-то — хозяину! — как в дом попасть?! Он уже сердито грохнул в загудевшие доски кулаком. Сразу залился басистым лаем Полкан, хлопнула дверь рабского крыльца, послышались голоса.
Принюхавшийся Полкан с визгом прыгал на ворота, заскрипел под чьими-то сапогами снег, над воротами появилась и тут же скрылась взлохмаченная голова Лузги, и, наконец, одновременно с вопросами: «Кто тама?» — выдернули обе щеколды, распахивая сразу и калитку, и ворота.
— А ну, с дороги! — весело гаркнул Коррант, бегом возвращаясь к машине.
Заведя машину во двор, он отключил замок задней двери и вышел в многоголосый хор искренних, как он надеялся, поздравлений с приездом. Отвечая сразу всем общим кивком и не слушая неизбежных сбивчивых отчётов — это всё завтра — Коррант открыл заднюю дверцу.
— Тихоня! Вылезай!
— Да, хозяин, — откликнулись изнутри.
Наступила несколько настороженная тишина. Столпившиеся вокруг машины полуодетые — многие в одном белье, только куртки накинули — взлохмаченные со сна рабы рассматривали неловко вылезающего из машины высокого и тонкого черноволосого парня. Блеснула искорка рабского ошейника, и толпа облегчённо зашумела.
— Всё, — строго скомандовал Коррант, — Тумак, ворота закрой, Нянька, гони всех, пока не поморозились, новокупку устрой, остальное всё завтра. Рыжий где?
— В рейсе Рыжий, — ответила Нянька. — И куды его? — она кивком показала на Тихоню.
— Рыжий вернётся, в гараже ему помогать будет, — Коррант обернулся, проверяя, закрыли ли ворота и калитку, и вернулся в кабину.
Чубарь уже открывал гараж. Остальные, шумной толпой окружив совершенно ошалевшего Тихоню, повалили к своей двери. Коррант повелительно махнул Чубарю.
— Ступай. Чубарь тут же выполнил приказ.
Заведя новый фургон в гараж, сразу показавшийся тесным, Коррант выключил свет, закрыл ворота и, не спеша, пошёл через двор к дому. Из рабской кухни доносились голоса. Надо бы их разогнать, но на это Нянька есть. «Пусть хоть кто-нибудь завтра проспать попробует, всех перепорю!» — весело подумал Коррант, проходя по коридору на свою половину. И едва вошёл, сразу оказался в объятиях Гройны. Но он уже спал.
В самом страшном сне Тихоня не мог представить, что окажется среди аборигенов, в полной их власти. Его окружили, дёргали за руки и полы куртки, о чём-то спрашивали, от непонятной булькающей речи сразу разболелась голова.
— А ну цыцьте! — остановила общий гомон Нянька. — Ты чо, парень, — перешла она на дуггурский, — совсем по-нашенски не знаешь?
Тихоня с робкой надеждой посмотрел на неё. Вопрос он не так понял, как догадался.
— Нет, я не знаю… поселкового. Остальные удивлённо зашумели, но Нянька кивнула.
— Ладно, бывает. Как прозываешься?
— Тихоня, — ответил он, с ужасом ожидая дальнейших вопросов. Но, к его облегчению, эта немолодая рабыня решила по-другому.
— Ладно, поешь с дороги и ложись. Всё завтра решим. Большуха уже ставила на стол миску с кашей и кружку молока.
— На полати его, Старшая Мать?
— А куда ж ещё, — кивнула Нянька, разглядывая неуверенно снимавшего свою куртку молодого — ну, совсем мальчишка — черноглазого и черноволосого раба. Да, бывает же! Кабы не клеймо с ошейником, то чистый дуггур.