Сон Ястреба

– Что до остального, – сказал начальник крепости, выпроваживая гостя. – Тебе придётся обождать, пока не утихнет свара. Ты, конечно, волен купить место на любом корабле, но ни один из них не покинет гавань без моего приказа. А приказа я не отдам, пока продолжается осада. Каждый человек сейчас на счету.

Открыв дверь, он добавил:

– Советую и тебе поступить на временную службу, тогда, по крайней мере, не придётся платить втридорога за еду. Солдатам же гарнизона паёк обеспечен. Подумай. Обывателей в крепости мало и припасов на них не готовили. Твоей награды надолго не хватит. Если будешь покупать еду сам, то скоро протянешь ноги.

Толстяк зловеще расхохотался в спину спускающегося по ступеням гостя, а когда тот скрылся внизу, пробормотал под нос:

– Господин Пелцони будет доволен.

***

Осада продолжалась. Обе стороны накапливали силы, не решаясь дать главное сражение. Ордынцы обложили крепость с суши так плотно, что мышь не проскочит. Но в степях водились не только мыши. Шестеро смуглых всадников, возникнув из жаркого марева, неспешно направились к воротам, будто вокруг царил мир и покой.

Все шестеро были вооружены лишь лёгкими клинками. Их просторные белые одежды развевались на скаку, словно подчёркивая отсутствие доспехов. Пятеро ехали верхом на стройных лошадках, один возвышался над прочими – его конь больше подошёл бы тяжёлому латнику.

Казалось, война волновала путников в ничтожной степени. Уже само по себе это не понравилось ни осаждённым, ни осаждавшим. Однако незваные гости нашли, чем убедить и тех и других. Ордынскому разъезду шестёрка предъявила кусок кожи, копейщикам на воротах показала бумагу. Седовласый капитан без лишних расспросов провёл гостей в башню.

В комнате коменданта они пробыли недолго.

– Как говорится, за что купил, за то и продаю, – толстяк гоготнул над собственной шуткой, принимая от араба горсть монет. – Найдёте своего морячка в кабаке. Кабак на всю крепость один, так что не ошибётесь.

***

Посторонних в крепости действительно обитала малая горстка. В убогом трактире отирались свободные от смены бойцы, да несколько проезжих купцов и шкиперов, которых загнала в крепость буря, а теперь задержала неожиданная осада. Из разговоров Питер понял, что моряки их кораблей все как один поступили на службу к генуэзцам. Нынче только богатеи могли позволить себе оставаться вне войны. Цены на съестное подскочили до небес, но пиво и вино, согласно особому указу коменданта, продавалось по прежним расценкам.

Проедая последние гроши из своего вознаграждения, Питер размышлял, как долго продлится подстроенная Романом замятня. Комендант после его доноса знал причину, но почему-то не спешил остановить войну. Значит ли это, что сражение вызревало давно, и значит ли, что в таком случае оно утихнет не скоро? Средства, конечно, были и помимо награды, тут толстяк ошибся, но трогать свою долю от продажи пряностей Питеру не хотелось.

Когда моряк увидел входящих в заведение шестерых арабов, он за короткий миг вспомнил все свои прегрешения.

Ему пришлось вспомнить кое-что повторно, когда арабы вытащили его из-за стола и, отведя в какую-то дыру, принялись задавать вопросы. Они умели спрашивать.

Питер рассказал всё. В отличие от коменданта, арабы не заплатили за сведения ни гроша. Напротив, англичанин сам заплатил жизнью.

***

Аравийцы покинули крепость, и растаяли в мареве парящей степи. Ордынцы и генуэзцы, проводив гостей ленивыми взглядами, вернулись к войне. Греческие рыбаки, набивая мошну, поругивали мещёрцев. Только теперь до них стало доходить, что когда всё затихнет, и победители, и проигравшие начнут искать виновных.

Часть Четвёртая Проклятие митрополита

Глава XXVII. Достоин!

Константинополь. Июль 6862 года

Подобно той капле, что точит камень, серебро мало-помалу расчищало Алексию путь к митрополичьей кафедре. Сам Филофей сопротивлялся, но его окружение понемногу привыкало к постоянным подаркам, а привыкнув, стало давить на хозяина, в надежде урвать кусок пожирней. Вносили свою лепту и распускаемые слухи о невероятной состоятельности московских князей.

– Люди, способные перекупать соседские земли, смогут усилить наше влияние, – уговаривал Пердика патриарха.

– У нас пруд пруди таких способных, – возражал тот. – Вон, целые кварталы отстроили. Куплей веру не продвинешь. Только продашь.

– Но и без денег не много сделаешь, – гнул своё Пердика. – Империя угасает. Приходы нищают, многие храмы и монастыри лежат в руинах. Нет средств вдохнуть в них новую жизнь, нет средств убедить паству в незыблемости нашего дела. Люди видят упадок и теряют веру.

– Всё так, – говорил Филофей. – Но выбор из двух зол – суть дьявольский выбор.

Пердика отступал. На его месте возникали другие. Жадность делала церковников на редкость изобретательными в обосновании выгодного всем решения. Осада патриарха нарастала из дня в день.