Сон любви

Шун и Перегрин по традиции встали, приветствуя своих сыновей и наследников. И, хотя церемония ограничивалась присутствием придворных внутреннего круга, все беспрекословно следовали традиционной необходимости соблюдать вековые приличия. Шун прятал в уголках губ незаметную никому, кроме, разумеется, Перегрина, улыбку и гордо вслушивался в дыхание сына, многое говорившее ему о том, каким стал Ярл за последний год. Он слышал в нём радость возвращения домой, звон стремлений и наивность идеалов, неистовое желание изменить Мир к лучшему и что-то ещё, потаённое для самого Ярла, а потому неясное и для Шуна. Перегрин молча смотрел на Иоакима. Страх промелькнул в его сердце, но отец не может быть беспристрастным, когда судит своего сына, и потому всевидящий сосредоточился на возродившейся дружбе братьев.

Торжественность момента была прервана голосом Ярла:

– Отец, будь в добром здравии! Я, Ярл, сын Шуна, правителя города Эл, рад вернуться в родной дом. Город-без-короля признал мои победы, и его жители попросили меня стать их предводителем. Я согласился с этим долгом и хотел бы просить доброго совета у своего многомудрого родителя!

Какими бы наивными ни казались Шуну речи его всё ещё слишком молодого сына, он не мог не сочувствовать ему – мечты о Мире, каким его рисовали в легендах, до сих пор тревожили его во снах.

Перегрин увидел желание друга раньше, чем тот успел об этом подумать – протянув твёрдую руку, он помог другу спуститься с возвышения, на котором располагались их кресла, чтобы тот смог подарить теперь уже вовсе явную улыбку своему сыну.

III

Шун, слегка запрокинув голову, громовым голосом возгласил:

– Мы счастливы приветствовать тебя, Ярл, любимый сын, герой и воин, который смог освободить жителей Города-без-короля от страха войны! В одном отец никогда не откажет сыну – в добром совете, и для того мы с братом Перегрином звали тебя в город Эл, чтобы дать его тебе. Предвосхитив наше намерение, ты сам пожелал услышать совет, так слушай же!..

– Но любимый отец, – Ярл был наслышан о проницательности родителя и имел возможность неоднократно на собственном опыте испытывать её, однако ему было порой невдомёк, что между проказами юнца и убеждениями юноши есть хоть какая-то разница, – ведь я ещё не задал своего вопроса…

– О чём ещё может спрашивать юный воин, только что одержавший свою первую победу и готовящийся, к тому же, вести за собой доверившихся ему людей? – дружественно подмигнул невидящими, голубыми, как весеннее небо ранним утром, глазами Шун. – Тебе нужно знать, что же делать дальше, как сохранить обретённый мир! Разве я не прав?

– Конечно, дорогой отец, но…

– Но это, конечно, не самое главное – тебе не терпится поделиться с твоим народом знанием о том, что война пагубна, и в уме каждого посеять семя, которое в конце концов выведет те сорные мысли, которые приводят людей к их несчастью. Что ж, это неудивительно, сын, однако… – тут Шун переменился в лице столь стремительно, что многим присутствующим показалось, что перед ними появился совершенно иной человек, старый, уязвимый и тревожащийся. Таким правителя Шуна видели только самые доверенные люди, и они знали, чувствовали, что в такие минуты нельзя забывать ни слова из того, что скажет слепой мудрец, потому как речь пойдёт о самых важных вещах. Даже свет, казалось, в такие минуты, притуплялся и способствовал всячески распространению чувства невыразимой тревоги, такой благотворной для запоминания. Шун продолжал:

– Однако же, Ярл, послушай меня, ты хочешь невозможного!.. Мир – в сознании каждого человека, как и стремление к жизни. Абсолютно у всех. Это не сработает в Мире, сынок!

– Ты неправ, отец! – в сердцах воскликнул Ярл. Они с отцом спорили часто, и старик всегда ему перечил, ему, за кем должно стоять будущее если не Эла, то теперь уже Города-без-короля… И он сам как-нибудь управится с ним, потому что стремления – это сучья и ветви для очищающего пламени, которое уничтожит всю скверну, всё зло Мира!..

– Я вижу твои мысли, сынок, – тихо покачал головой Шун. – Ты всегда был горяч не в меру. Что ж, в том, кажется, есть и моя вина. Однако, позволь закончить.

– Конечно, прости меня, папа… – потупил голову Ярл, который чтил своего отца, но при этом не понимал многое из его слов.

– Благодарю, – вновь блеснул своей потаённой улыбкой. Шун, несомненно, знающий своего сына и умеющий заставить его слушать. – Итак, война – это природа человека, и это неспроста. Противостояние несёт не только разрушение, оно также куёт человека сильным и смелым… умеющим прощать и жертвовать собой ради общего блага. Битва неизбежна, но люди бьются не только на бранном поле – главная битва, сын мой, которая предстоит и тебе, это битва с самим собой. Это самый необычный поединок – тебе придётся не защищаться, но отбрасывать щиты, которыми ты хочешь обезопасить себя от Мира, а также латы, которые прикрывают твоё настоящее лицо. Став искренним, тебе выпадет встретиться со своими пороками и пройти сквозь все беззащитным, чтобы избавиться от них. И многие из них тебе ещё придётся поискать…