- Все-таки вы на меня хорошо действуете, Яков Платонович, – сказала она. – Вас можно как лекарство перед сном принимать. В терапевтических дозах.
Подпиравший дверь уборной плечами Штольман улыбнулся.
«Дозу, Анна Викторовна, я вам сам отмерю».
…
По вагону, явно торопясь, шла какая-то дама, за которой следовал высокий господин, и Штольман посторонился. Вдруг дама остановилась, как вкопанная.
- Якоб! – воскликнула она.
Штольман едва не выругался.
- Нина Аркадьевна, – голос его был сух.
«Вот же черт принес».
Прошедшие годы Нину не пощадили, она была все так же стройна, но морщинок в углах глаз прибавилось, а лицо приобрело выражение, несколько побитое жизнью.
- Идите, Серж, – повелительно махнула бывшая фрейлина спутнику, и тот, поколебавшись, с извинениями обогнул Штольмана и прошел в следующий вагон.
- Якоб, сколько лет! Как давно я тебя не видела, а ты все так же хорош, – она протянула ладонь в надушенной перчатке для поцелуя, и Штольман, сжав губы, изобразил приветствие.
Он не собирался поддерживать обращение на ты, тем более, когда в комнатке за тонкой стенкой умывалась Анна.
- Все по-прежнему, Нина Аркадьевна.
Пара минут прошли за пустым разговором. Яков пытался осторожно оттеснить Нину в тамбур, но та стояла, как приклеенная, и на откровенно односложные ответы задавала новые и новые вопросы, лучась как будто искренней улыбкой.
- Да-да, Серж, секундочку, – отвернувшись, крикнула Нина в громыхающий конец вагона.
Именно в этот момент на руки Якова со словами «Папа, держи!» из открытого окна упало несколько ландышей.
- О, Якоб, как это мило! Откуда ты их взял? – подхватила цветы женщина, когда Штольман неловко попытался сделать вид, что это не его.
Поезд остановился с резким толчком.
Нина упала на руки Штольману.
Чуть покачнувшись в дверях, из уборной вышла Анна.
Она увидела, как к Якову прижимается и тянется губами знакомая из прошлого, произнося слова благодарности за какие-то цветы. Ощутив, как немеют ладони, Анна узрела в руках бывшей фрейлины белые ландыши. Одна рука Штольмана крепко поддерживала женщину за спину, вторая лежала под... грудью?
- Яков Платонович?! – ледяным тоном произнесла Анна.
Яков пытался удержать на лице невозмутимость, но скорее там читалось желание очутиться подальше отсюда.
- О, Анна Викторовна, – поцеловав замершего на месте Штольмана в губы, поздоровалась Нина.
- Якоб, как всегда, галантен. А вы все так же видите ваших… эээ… привидений? Но о чем это я, ведь ходили слухи, что вы потеряли свой дар, и это, наверное, к лучшему. Как вы странно одеты... Увидимся, Якоб, – женщина сладко улыбнулась Штольману, махнула рукой и исчезла за железной дверью, которую для нее до сих пор держал высокий молодой человек.
Ландыши Нина забрала с собой, но один цветок упал на пол.
Анна медленно сделала шаг вперед и подняла стебель.
- Якоб?
Штольман попятился в темный коридор.
Вне себя, Анна хлестнула жениха по груди белыми колокольчиками.
- Галантен, как всегда?
Со спины к Анне подошел Петр Иванович, который придержал племянницу за талию и спросил:
- Что за шум, Аннет? Доброе утро, Яков Плато…
Быстро нырнув за железную дверь, Яков остановился перед сцепкой. Дальше идти он не собирался, опасаясь вновь встретиться с Ниной, да и глупо было бегать по вагонам от рассерженной невесты. Он развернулся лицом к только что покинутому вагону.
Кипящая гневом Анна высвободилась из рук дядюшки и вышла в тамбур.
- Увидимся, Якоб? Что это значит, господин Штольман??? Вы что, встречаетесь с этой…?
Бросив цветок на пол, она вдруг разрыдалась и убежала обратно, а в купе закрыла задвижку и упала на диван.
«Сколько лет эта Нина будет портить мне жизнь? Но и Яков наверняка сам встречался с ней по своим шпионским делам! Может, она ему какие-то услуги оказывает, и он ей за это благодарен... Какие, интересно, услуги?» – слезы сами лились из глаз, и Анна, расстегнув на груди рубашку Якова, вытерла слезы тканью.
Поезд стоял в чистом поле. Островком тянулась к солнцу березовая роща, по деревенской дороге медленно тащилась телега, запряженная в понурую лошадку. На горизонте белесо слепила глаза озерная гладь – озер и болот на пути к Петербургу было бессчетно.
Штольман с Петром Ивановичем подошли к двери купе, Яков подергал за ручку. Тут же Миронов полез в карман.
- Секундочку, – он вытащил поездной ключ, подходящий ко всем замкам, и сунул его в замочную скважину. – Позаимствовал у проводника, – объяснил Петр Иванович.
Но ничего не произошло.
- Наверное, сломан…
- Аня, открой, пожалуйста, – позвал Яков.
Не дождавшись ответа, он потер подбородок и сказал Миронову: – Петр Иванович, рад вас видеть. Могу я попросить вас побыть здесь, чтобы Анна не убежала куда-нибудь еще?
- Разумеется, – кивнул будущий родственник.
- А вы куда?
…
- Пап, а маме цветочки понравились? – спросил резвившийся над поездом призрак в самое ухо Штольмана, и тот едва не слетел с верха вагона.
Яков присел, ухватившись ладонями за изгиб горячего металла – больше на крыше зацепиться было не за что.
- Очень, – буркнул он.