Сон по случаю одной комедии

Молодой челов. Нет, я еще раз повторяю вам это положение. Да рассудите сами… Неужели Гоголь математически верен действительности, когда заставляет одного героя заметить другому, что у того зуб со свистом; когда заставляет Бобчинского просить Хлестакова объявить всем в Петербурге, что живет, мол, в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский; когда в «Шинели» он заставляет одного из действующих лиц учиться перед зеркалом делать, при распекании подчиненных, лицо, достойное такого действия [14] . Чему же мы удивляемся во всех этих лирических выходках? верности ли изображения действительности, верности ли изображения лица? Нет. Мы удивляемся, с какой смелостью автор воспроизвел то впечатление, которое родилось в нем при взгляде на действительность, на лицо, им изображаемое. В душе автора образы, характеры лиц, им выводимых, создаются совершенно верно действительности, безо всякого преувеличения, но при изображении их он прибегает к гиперболам. Но эти гиперболы нисколько не мешают лицам, им изображаемым, оставаться живыми, художественно созданными характерами. Это не гиперболы Мольера, которые делают из лиц не живых людей, а каких-то неестественных уродов, изображают олицетворения страстей человеческих, поодиночке взятых. Гиперболы Гоголя только еще живее поясняют нам характеры лиц; ими Гоголь так верно, так близко к действительности изображает своих героев, что из них мы ясно видим, как живо, естественно, безо всякого преувеличения созданы характеры этих героев в душе его; но в то же время понимаем, что поэт, по особенному свойству своей художественной натуры, не мог изобразить их, не прибегая к гиперболе. Можно посредством гипербол изобразить очень живо и цельно какой угодно характер; и наоборот, можно при описании характера не употребить ни одной гиперболы, очерчивая характер самыми правдоподобными чертами, и, несмотря на это, все-таки не создать характера. При чтении такого описания характера вам не представится живой, цельный образ лица, и вы увидите, что и в душе писателя он не представлялся при составлении характера. У нас есть пропасть писателей, которые пишут очень натурально и рассказывают про героев своих самые правдоподобные, самые натуральные происшествия, в полной уверенности, что они создают истинные характеры; но, несмотря на эту уверенность, характеров у их действующих лиц не выходит, и на этом достаточном основании эти действующие лица относятся к «неправдоподобным уродам» Гоголя, как автоматы к живым людям. Я уж вам заметил, что у Гоголя много лиризма. Я этим хотел сказать, что Гоголь – живописец не только окружающей его действительности, но и живописец собственных впечатлений, рождающихся в нем при взгляде на действительность. Изображая в своих гиперболах то впечатление, которое овладевает им при взгляде на описываемый им предмет, он сообщает читателю это же самое впечатление и таким образом ставит его на свое место – заставляет его смотреть на предмет с одной с ним точки зрения. Поэтому, когда он посредством своих лирических мест и гипербол переносит нас на свое место, заставляет нас смотреть на лицо, им изображаемое, с своей точки зрения, – мы переносимся в душу поэта, видим это лицо во всей живости, во всей верности действительности, – видим его таким, как оно создалось в душе автора, получаем от него такое же впечатление, какое выражается в гиперболе, его изображающей, и верим этой гиперболе! Если вы еще не убеждены в том, что Гоголь не остается математически верен действительности при изображении своих героев, хотя и пребывает таковым всегда при создании их, то я вам приведу еще несколько мест из его произведений. Вспомните слова городничего (в «Ревизоре»), когда тот рассказывает о дурной привычке учителя уездного училища – делать в классе рожу – и замечает, что если он сделает ученику такую рожу, то это еще ничего, что, может быть, оно там так и надобно, что он судить об этом не может: но если он сделает рожу посетителю, то это могут отнести к дурному смотрению; вспомните, что смотритель училищ рассказывает ему о том, как за этого учителя он уж раз получил выговор: «он сделал», говорит смотритель, «рожу от чистого сердца», а мне выговор: «зачем вольнодумство внушаете юношеству!» Вспомните, как в «Мертвых душах» одна дама отправилась не помню куда-то для того, чтоб увидать там Чичикова, о котором разнесся по городу слух, что он милльонер, и по этому случаю надела платье с такой обширной юбкой, что принуждены были велеть народу посторониться, чтоб дать место юбке [15] . Вспомните, что Земляника на вопрос Хлестакова: «вы, кажется, вчера были ниже ростом?» – отвечает: «очень может быть»; вспомните, что, когда по Петербургу разнесся слух, что в Летнем саду гуляет нос майора Ковалева, все спешили туда насладиться таким поучительным зрелищем и одна дама, весьма нежная мать, писала смотрителю сада, который ей был хорошо знаком, чтоб он оказал детям ее протекцию и доставил все средства видеть нос г-на Ковалева (материнская нежность и заботливость!), вспомните, что в городе NN дамы, из учтивости, не говорят, что стакан воняет, но что стакан дурно ведет себя; вспомните все это, и вы убедитесь, что Гоголь не математически верен действительности, что он поэт не чисто объективный. Все сейчас мной приведенные юмористические выходки суть не что иное, как в высшей степени поэтические художественные гиперболы. Такого рода гиперболы – исключительная принадлежность поэзии Гоголя. Люди, глубоко любящие высокий, истинный комизм, не знают им и цены. Решительно нет средств показать, что в них преувеличение, что истина: в них есть и преувеличение и истина, и в то же время в них нет ни преувеличения, ни истины. Они в одно и то же время математически верны действительности и в то же время преувеличивают ее. Оттого-то они так смешны! В них есть что-то неизъяснимое… Они доставляют читателям бесконечное наслаждение – они смешат их до упаду… но порядочные люди от них смеются не простым смехом. От них у людей чувствительных становится волос дыбом, от них мучатся бессонницами, от них смеются «сквозь незримые для мира слезы». Да, правду сказал Гоголь, что есть высокий, восторженный смех, который должен стать наряду с высоким лирическим движением! Конечно, не на всех производит такое сильное действие юмор Гоголя, не все способны смеяться высоким лирическим смехом, зато все, без исключения, согласятся со мной, что Гоголь самый «смешной» писатель. Для доказательства моих слов советую вам сходить в русский театр, когда там дают «Ревизора». Какой оглушительный хохот там царствует от начала до конца пиесы! При всякой юмористической выходке «все сверху донизу соединяется», сливается в одного человека и разражается залпом самого сильного, самого безумного смеха… Все хохочут без памяти… Один пришел в театр, озабоченный домашними делами, мелочными нуждами, другой – подавленный семейными неприятностями, третий – истерзанный оскорбленным самолюбием, четвертый – утомленный и обессиленный работой. Но здесь они все забывают, просветляются духом и предают себя во власть самому всевластному, самому благородному, самому живительному, самому чистому и светлому душевному движению – смеху… все смеются!.. Но что же комик, виновник этого смеха, всевластный двигатель сердец? Он один не смеется! В удел ему дано скорбеть о людских пороках, мучиться, страдать, глядя на них, и «крепкой силой неумолимого резца ярко и выпукло выставлять их на всенародные очи», чтобы другие, глядя на них, смеялись. Загляните в его переписку, и вы узнаете из его собственного признания, сколько страданий стоило ему создание героев, которые так смешат публику. Гоголь одарен сильной, непреодолимой, болезненной ненавистью к людским порокам и людской пошлости. Это причина его высокого лирического юмора, и это же самое причина и тому, что он не может спокойно изображать действительность, не может оставаться математически ей верен. Повторяю: отличительная его черта состоит не в верном изображении действительности, но в необыкновенной зоркости и, так сказать, неумолимости и неподкупности, с какой он везде умеет открыть дурное, и в выпуклости, рельефности и особенном комизме, с которым он изображает это дурное. Не таков автор новой комедии. Он математически верен действительности. Скажу смело: у нас нет поэта, который бы так был верен действительности, так конкретно изображал ее, как автор новой комедии. Его творчество – художество, в истинном, самом тесном значении этого слова. Цель его – не выказывать выпукло людские пороки, не расписывать людские добродетели, но изображать действительность как она есть – художественно воспроизводить ее. Напрасно вы его назвали комиком. Он не комик: он самый спокойный, самый беспристрастный, самый объективный художник. Его комедия смешна только потому, что верно изображает такую сферу, которая смешна и в действительности. Ему все равно какую сферу ни изображать – он изобразит всякую равно художественно, равно близко к действительности. Вы зовете его комиком, а я уверен, что из чего бы он ни взял материал для своего произведения – из истории ли евреев, из жизни ли древних греков или римлян, из жизни ли вавилонян; выйдет ли из его произведения комедия, или трагедия, или опера, – он во всяком случае будет равно художествен и верен действительности. Для того чтоб вы видели, как различно воспроизводят действительность Гоголь и автор новой комедии, приведу пример. Сравните сюжет «Ревизора» с сюжетом новой комедии. Даже в самом происшествии, которое изображено в «Ревизоре», есть гипербола. В уездный город ждут ревизора. В это время живет в гостинице города молодой человек, проезжий. Ему не на что продолжать пути и расчесться с хозяином, и он уж полторы недели живет в долг. Поэтому-то именно, что он полторы недели живет в долг, городские чиновные заключили, что он ревизор. «Как же не ревизор? И живет полторы недели, и денег не платит, и наблюдательный такой – заглянул в наши тарелки, когда мы ели семгу! Ревизор, непременно ревизор!..» Вот на чем держится завязка комедии Гоголя! Так же точно основана на гиперболе и в высшей степени комическая развязка первой части «Мертвых душ». В городе N узнают через Ноздрева, что Чичиков скупает мертвые души, и заключают из этого, что он намеревается, с помощью Ноздрева, увезти губернаторскую дочь, на основании чего ему запрещается вход к губернатору! Неужели вы не замечаете здесь лиризма, неужели это чисто объективное творчество!.. Не так в новой комедии. Сюжет ее очень обыкновенное происшествие, нисколько не преувеличенное, действующие лица ее очерчены совершенно объективно. Я сказал, что из произведений Гоголя видно, что он человек раздражительный, отличается болезненной ненавистью к людской пошлости и противоречиям, которыми исполнена «наша земная, подчас грустная» жизнь и на которые он так зорок. Совсем противоположное должно заключить о личности нового комика, по его комедии.