Сон, похожий на жизнь (Повести и рассказы)

— Все нормально, — холодно произнес Пека. Убрал «прибор». Санчо стоял, откинув челюсть.

— А тебя кто? — спросил меня.

Кровь моя красиво хлестала.

— Это я сам.

Остался шрам. И горжусь им!

— Хватит! — я твердо Пеке сказал. — Пошли!

— Эх, — Пека мечтательно в горы смотрел. — «Черешня» моя... там диссертацию пишет...

— Молчать!

На прощание искупались в море... не упускать же. Из-за мыса вдруг выскочили дельфины и, весело фыркая, прыгали среди нас. Первым плюхался огромный, черный, лоснящийся, второй — поменьше (видимо, мама), и за ней совсем маленький, в точности повторяющий их прыжки.

В троллейбусе мы узнали:

1. Лесные пожары возникли из-за землетрясения (хотя много раньше загорелось).

2. Из-за задымления срываются авиарейсы (хотя и раньше они регулярно срывались).

3. Газопровод, сожравший такие деньги, сорвало и унесло в неизвестном направлении.

4. Воздуходувные устройства, продувающие тоннели, ведущие к самой высокой резиденции, исчезли тоже.

Короче, Пека всем угодил. Только не себе. Метался в отчаянии.

— Думаешь, простит?

— Смотря как сказать...

Но Пека найдет, как сказать... наихудшим образом. И он это знал.

5. Вся новая спасательная техника, брошенная на пожар, исчезла тоже!

Тут Пека взвился:

— Ну вот это нет!

Троллейбус двери сложил на остановке на перевале. Все сразу закашлялись — вот где самый дым! Наши старые пляжные знакомые, Джемал и Джамшуд, командовали Антоном, загонявшим задним ходом новенький желтый бульдозер на длинную автоплатформу — остальная техника сияла уже там.

— Ну нет! — Пека выкинулся, выбросил за шиворот Антона из машины, повел сам — сперва на Джемала и Джамшуда, потом вдруг рухнул за ограду, в пекло! Глотнув дыма, троллейбус пошел. Все надсадно закашлялись... Кстати, и я. Остался! Пека в своем порыве к величию забыл такую мелочь, как свой чемодан. Мелочи на мне. Такова моя участь.

Инна, увидев его чемодан в моих руках, побелела! Думаете, спросила, что с ним?

— Идиот!

Это и ко мне относилось. Но сын, к счастью, по-другому отреагировал:

— Он там?!

За стеклянной стеной здания аэродром уходил ровно, как стол, а на краю, как чайник, дымила гора. Валил дым, а не пар, — так что ассоциация с чайником не совсем правомочна. Самая плешь голая, с ровными прядями — сгоревшими виноградниками. Все глядели туда. Как объясняли знающие люди — водоем наверху, в горловине, и если удастся ее приоткрыть, вода хлынет и погасит. Но вот что будет с героем-бульдозеристом, можно только гадать. Вертолет с красным крестом туда поспешал. Все надсадно кашляли, вытирали слезы... но глядели, не отводя глаз. Кому не хватило места у стеклянной стены — вставали на скамейки, на цыпочки.

Ну, Пека! Как? Все ждали чуда. Митя глаз с горы не сводил. Я положил ему руку на плечо, прощаясь. Нет даже вопроса — с кем он. А Инна, наоборот, отвернулась от «витрины», ей эти фокусы не в радость уже. И ее маршрут, увы, предначертан.

И тут Гуня явился. Вовремя, как всегда! Робко отчитался, что в трудных условиях землетрясения съезд все же прошел, а «депутатом, как ни странно, выбрали... меня», — закончил Гуня застенчиво.

— ...Знал бы, что там творится! — доверительно мне шепнул (я, видимо, не узнаю). — Ну, пройдемте в депутатский зал! — Инне и Мите предложил. — ...Вы должны отдохнуть!

А как же остальные?

Депутатский зал, как я понимаю, смотрит в другую сторону — от горы. Иначе какой же отдых?

— Оставьте нас в покое! — Митя ответил, весь дрожа. Молодец! И у меня вдруг перевалила через веко и потекла горячая слеза. Отвернулся стереть — и пропустил главное.

Общий вопль! Клубы дыма! Уже не дыма, а пара! Раскупорил воду! Залил! Погасил!

И вскоре словно пронесся ветерок — «листки» на информационном табло все подряд переворачивались с «отложено» на «регистрацию».

— С нами летишь? — произнесла Инна устало: сколько можно одно говорить?

— Все будет хорошо! — произнес я неопределенно, но твердо.

Сплюнув, Инна отошла. Зал гудел. По последним, неофициальным, но точным сведениям, начальство решило, чтобы «рассосать» и «сократить» (что именно?), срочно пускать рейсы даже по одному воздушному коридору со встречными лайнерами. Народ бушевал, поэтому прибытие Пеки на санитарном вертолете почти незамеченным прошло. Вывезли на носилках. Гуня (все же через депутатский зал, своего добился) вывел нас на поле. Пека в бинтах.

— Зачем тебя сюда-то?! — в ярости Инна произнесла.

— Как зачем? — холодно изумился Пека. — Я же лечу.

— Куда ты летишь?

— Домой. На рудник.

— Я с тобой, папа! — Митя вскричал.

И Пека заплакал!

Все. Мне можно идти.

— Ну ты, куль с ушами!

Это, видимо, ко мне.

Заскорузлой своей рукой Пека полез за пазуху, поковырялся там и вытащил бляшку — ртутно-золотую, смертельно-сладкую.

— Держи! — дал ее мне, как последнюю гранату.

Что-то и мне надо подарить? Решился — вынул из сумки свою книгу «Похождения двух горемык». Надписал: «Моему любимому Мите и его замечательным родителям!» Протянул.

Через час примерно после их рейса и я взлетел. Глянул в иллюминатор. Из горы, изгибаясь, торчал белый дымный столб, у основания его, в дымной курчавости, трепыхался, как вошь, вертолетик.