Сон в начале века

Бедолага заметил среди подружек молодой жены Половинкина-второго ту женщину, от которой он недавно поспешно сбежал, но женщина эта, потемнев лицом и сверкнув глазами, прошла мимо. Тут появился ходивший за подарками для обоих Половинкин-первый, и бедолаге пришлось обернуться, взять сверток, а когда он вновь посмотрел на женщину, той и след простыл.

Они вышли из дома Половинкина-второго в полной уверенности, что их ждет машина с шофером, но никакой машины, никакого услужливого молодого человека, которому было бы поручено их опекать, не наблюдалось.

Они спустились по ступеням вниз, под их ногами заскрипел гравий. Прошли по ведущей к воротам аллее, обнаружили, что ворота закрыты, и заметили, что по боковой, идущей вдоль ограды дорожке к ним приближаются два огромных ротвейлера.

— Нас сейчас разорвут! — взвизгнул Половинкин-первый.

— Бежим! — выдохнул бедолага и первым припустил обратно к особняку.

Они успели даже взбежать по лестнице, но в полушаге от двери, меж колоннами фронтона, собаки их настигли. Один ротвейлер атаковал Половинкина, сшиб с ног, картинно встал передними лапами на грудь, приблизил оскаленные клыки к горлу жертвы и издал грозный рык, другой сзади налетел на бедолагу, рванул того за задницу, отскочил, вцепился вновь, причем с подлинно собачьим сладострастием и восторгом. Но бедолага перехватил инициативу, профессионально ушел от очередного наскока, ловким ударом ноги повредил ротвейлеру переднюю лапу, схватил пса за ошейник, пальцем ударил в глаз, потом в другой, потом ребром ладони — по шее. В собаке что-то треснуло, она отлетела в сторону, завалилась на бок и забилась в судороге. Второй ротвейлер, как оказалось, искоса наблюдал за работой коллеги, и, когда стало ясно, что бедолага выходит победителем, не стал тянуться к горлу Половинкина, попытался вступиться за товарища, но получил сокрушительный удар ногой по морде, и ему пришлось, поджав обрубок хвоста, покидать поле боя, чтобы потом, снизу, начать совсем не по-ротвейлеровски на Половинкина и бедолагу сипло и негромко тявкать.

Бедолага собрался было добить подраненного пса, но раскрылись высокие двери, из них ударил свет, и на плиты крыльца вышла бывшая жена заместителя политчасти столовой. Мягкие домашние туфли были на высоком — дабы подчеркнуть неизменную стройность ног — каблуке, халатик был жестко затянут — дабы отметить тонкость талии — пояском.

— Вы, оказывается, не любите животных!? — сказала эта удивительная женщина. — А мужчина должен любить животных! Тем самым он демонстрирует силу, а не слабость. Или вы думаете иначе?

Из ран бедолаги толчками вытекала кровь и мраморные плитки крыльца заливались ею, словно то была не кровь, а моющая жидкость для придания мрамору блеска.

— Вы что?! Не видите? — крикнул Половинкин. — Он же ранен!

— Не кричите! — бывшая жена заместителя политчасти столовой сумела в этой ситуации сохранить спокойствие. — Сейчас мы окажем помощь, и все будет в порядке, а вот за собачку придется ответить! Она же играла! Ведь мужчина должен понимать — где игра, а где все серьезно!

После этих слов она взяла бедолагу под локоть и ввела в дом. К ним навстречу с лестницы легко и изящно сбежала взыскующая любви женщина, также — в халатике, но с волосами, распущенными по плечам. При виде окровавленного бедолаги она всплеснула руками и запричитала, но бывшая жена заместителя политчасти столовой приказала немедленно принести перевязочные материалы, иглы и прочее необходимое для лечения бедолаги. Требуемое было принесено, раны обработали, что надо — зашили, прямо так, по живому, словно шили не кожу живого человека, а обыкновенную рубашку, что надо — перевязали. Потом взыскующая любви сделала обезболивающий укол, и линии рта бедолаги, прежде составлявшие ниточку, стали мягче, он оперся на подставленное плечо и отправился отдыхать.

Через несколько мгновений в холле остались только Половинкин, не знающий куда девать руки, и бывшая жена заместителя политчасти столовой, которая все снимала со своего халатика невидимые пушинки, все снимала их и снимала, снимала и снимала.

Кусая ноготь, Половинкин повернулся к бывшей жене заместителя политчасти столовой.

— Эх ты, ребенок! — сказала бывшая жена заместителя политчасти столовой и хлопнула Половинкина по руке. — Пальцы-то грязные! — и повела того по лестницам и коридорам дома Половинкина-второго, через внутренний дворик, каминный зал и оружейную комнату, через обеденный зал и зал для азартных игр, через зал, на стенах которого были развешаны картины известных художников, и через соседний, где висели портреты родственников и близких хозяина. Половинкин-первый тащился за бывшей женой заместителя политчасти столовой, позволяя себя вести все дальше и дальше, пока бывшая жена заместителя политчасти столовой не толкнула маленькую, низкую дверь и не пропихнула его в крохотную комнатенку, большую часть которой занимала высокая железная кровать.