Затем Энакин посетил Палпатина, который в разгар войны слушал оперу и всем своим видом выражал презрение к гражданскому долгу канцлера. Палпатин, как закаленный в парламентских дискуссиях и предвыборных кампаниях политик, на вопросы Энакина так и не ответил, но толкнул вместо ответа речугу минут на сорок, про Дарта Плэгиуса Мудрого, стороны Силы, власть над смертью, осознанную жизнь и космические корабли, бороздящие Большой Театр. К концу речи Палпатина Энакину смертельно захотелось чем-то ему вмазать, можно даже мечом, но он снова сдержался.
- Большое спасибо, канцлер, - вежливо сказал Энакин. – Вы многое очень верно подметили. Я обязательно передам все это Совету джедаев, и, уверен, они скоро зайдут вас поблагодарить.
Палпатин при этих словах почему-то сильно напрягся.
Оставалось последнее средство, к которому учитель Оби-Ван прибегал, когда что-то не понимал в астрономии, то есть почти всегда. Энакин зашел в любимый кабак учителя, сел за стол и стал ждать, когда к нему подойдет пузатый хозяин, палочка-выручалочка Оби-Вана.
Пока хозяин не шел, Энакин пил одну за одной и думал о том, что в его жизни идет не так, кроме снов, конечно. Чем больше пустела бутылка перед ним, тем больше он убеждался в том, что не так идет слишком многое. И в ту минуту, когда Энакин почти дошел до вывода, что джедаи загубили его молодую жизнь и хорошо бы за это сжечь их Храм к ситховой матери, за его столик присел хозяин, тонко чувствующий момент.
- Ты меня понимаешь? – пьяно спросил Энакин, который уже несколько минут до прихода кабатчика думал вслух.
- Понимаю, - уверенно ответил хозяин кабака, не слышавший ничего из его бормотания, и поставил на стол новую бутылку, стоимостью в пять раз против предыдущей.
- Мне двадцать пять, и я до сих пор не знаю, чего хочу, - сформулировал через минуту Энакин, душа которого под влиянием алкоголя и сочувственного взгляда кабатчика начала слышать музыку сфер.
- Но если б ты мог выбирать себя, ты снова бы стал собой? – утвердительно сказал кабатчик, и они с Энакином пожали друг другу руки.
Дальнейшее Энакин помнил нечетко и пришел в себя, только когда над его ухом заревел блендер.
- Предположим, что любую Вселенную можно представить как четырехмерное псевдориманово многообразие, - внушительно говорил кабатчик, который тоже выпил, за счет Энакина, и вспомнил, чему его учили на физтехе. – А Избранного будем считать неподвижной точкой. Следишь за полетом мысли?
- Нет, - честно сказал Энакин, и кабатчик немедленно набулькал ему на три пальца.
- Ну вот представь себе две четырехмерные гиперплоскости, - привел кабатчик простой пример. – Например, в пятимерном пространстве.
Энакин проглотил налитое и представил все довольно живо.
- И представь, что они скрещивающиеся, - продолжал кабатчик, смешивая коктейль.
- В шестимерном пространстве, - уточнил Энакин, которому снова захорошело.
- Рюхаешь! – уважительно сказал кабатчик и бухнул на стол перед Энакином коктейль «Снятая голова». – А теперь мы их вроде как искривим, и пусть они будут гладкими и даже дважды дифференцируемыми, - кабатчик посмотрел на Энакина как иллюзионист на публику и изобразил каждой рукой по искривленной четырехмерной гиперплоскости, - опа! и у них есть общая точка. Точка касания, понимаешь?
- И чего? – ответил Энакин и посмотрел на коктейль.
- А вот самому интересно, - признал кабатчик. – Если касание идет по Избранному, то ты только выпей – и ух!
- Точно ух? – для порядка спросил Энакин, поднимая стакан с коктейлем, который намешал для него кабатчик.
И немедленно выпил.
========== II ==========
Девчонка в довоенном платьице,
И шар воздушный катится.
Четверг за нас за всех расплатится
И чистых пятнице сдает.
Юрий Визбор, «Сон под пятницу»
Гарри стоял посреди фехтовального зала и с интересом рассматривал свой световой меч, чувствуя, как воспоминания Энакина постепенно заполняют его сознание. Прежде всего ему хотелось докопаться в памяти Энакина до фехтовальных премудростей, потому что что-то говорило ему, что светлый джедай Кеноби отличается от злого чудовища василиска тем, что от василиска можно отмахаться и без умения фехтовать, а вот Кеноби неумехе, чего доброго, оттяпает руку.
Первое, что случайно попалось Гарри в памяти Энакина, были лекции Йоды о философии фехтования и контроле над эмоциями, которые хулигана и бедокура Скайуокера сотню раз заставляли прослушивать в виде наказания. Гарри был добрым и доверчивым юношей, из числа тех, кто способен таскаться вечерами к малознакомому деду выслушивать воспоминания о его молодости, даже тогда, когда время не ждет и давно пора срочно научиться хотя бы боевому минимуму аврорской магии. А потому он даже не стал доискиваться, при каких обстоятельствах лекции Йоды попали в память Энакина, и принялся истово и всерьез их прокручивать в своей голове, стоя с глуповатым и отсутствующим лицом, которое, впрочем, вполне сходило за лик медитирующего джедая.