Сон великого хана. Последние дни Перми Великой (сборник)

– Шибко уж прыток он был! Просто спасенья от него не было!.. Сколько душ христианских сгубил! Туда бы и дорога ему, псу пермянскому!.. – ругались воины, но не смели противоречить большому воеводе и поспешно оттащили раненого в сторону, где и оставили его под присмотром двух караульных.

– Дружнее, ребятушки, дружнее! Поработайте во славу Божию! Потрудитесь страну сию повергнуть к ногам князя-государя великого Ивана свет Васильевича! – выкрикивал Пестрый, обращаясь к своим воинам, обрушившимся на толпы пермян железною лавиною. – Вот так! Вот так! Гнутся, уж гнутся враги! Принатужьтесь, постарайтесь, ребятушки!..

– Москва! Москва! – ревели ратники и косили пермян, как солому, пользуясь расстройством в их рядах, происшедшим после падения покчинского воеводы…

Через полчаса все было кончено. Князь Мате был убит, воеводы Коч, Мычкын и Зыран получили тяжелые ранения и очутились в руках неприятеля. Ратники, кто успели, бежали из городка, скрывшись в окрестных лесах, большинство же оставшихся в живых сдались на милость победителя, вполне справедливо рассуждая, что лучше подчиниться Москве, чем умирать без всякой пользы для себя и для родины.

– А теперь службу служите, молебен пойте Господу Богу! Возблагодарим Его, Всещедрого, за милость Его к нам, недостойным, возблагодарим Его за победу сию над врагом! – сказал Пестрый, обращаясь к попам и монахам, находящимся при нем, и те тотчас же исполнили его желание – громкие слова молитвенных песнопений зазвучали в тихом воздухе, еще столь недавно полном бранного шума и звона оружия сражающихся.

XIX

Неприступная твердыня Верхней Перми пала.

Русские одержали победу, разбив наголову пятитысячное войско пермян, причинившее, впрочем, немало урона нападающим, не ожидавшим такой стойкости от «лесных людей».

– Ну, братцы, – толковали московские воины, – здорово же нам от них досталось. Просто ведь как звери лезли, наскакивали со своими рогатинами, только знай увертывайся от них. А на болоте перед тем все они труса праздновали, все стрекача задавали. А тут – на тебе, милости просим! Откуда и прыть у них взялась, просто уму непостижимо!..

– А это, надо полагать, воеводы ихние подгоняли их, особливо тот поганец, который впереди их шел. Ну, и молодец же он драться, нечего хаять его! Нам даже завидно стало, как он с мечом управлялся!

– Ладно еще, росляки наши в пору подоспели, налетели на них как снег на голову. А не то, пожалуй, того… не пришлось бы нам скоро победу праздновать. А росляки дело известное: раскатали всех живым духом… ну, и победа наша стала! Спасибо рослякам-молодцам!

– Вестимо.

Росляками в московском войске прозвали сотню отборных силачей-ратников, отличавшихся громадным ростом, благодаря чему они производили впечатление настоящих великанов. Этих «росляков» Пестрый и пустил на пермян, когда они бились с противником в стенах Изкара. «Росляки» сразу же свалили с ног воеводу Бурмата, после чего защитники городка потеряли всю свою бодрость и частью сдались в плен, частью же бежали кто куда мог, не полагаясь на великодушие победителя.

Пестрый прослушал молебен и поехал осматривать городок, понравившийся ему своим расположением. Тут ему пришлось увидеть картину начинавшегося грабежа, произведенного группой пронырливых ратников, проникнувших в дом князя Мате, откуда они стянули несколько десятков дорогих пушных шкурок, являвшихся в Москве редкостным, многоценным товаром.

– Что вы делаете? – прикрикнул он на провинившихся воинов, хотевших было прошмыгнуть в какую-то лазейку, но попавших на глаза Пестрому со своей добычей. – Откуда вы достали сии шкурки? И почему от меня улепетнуть хотели, а?

Воины угрюмо молчали, потупив глаза. Пестрый опять спросил:

– Откуда вы стянули эти шкурки, а? Кто вам позволил пермян обижать? Да разве вы на то сюда пришли, чтоб грабительствовать?

– Грех попутал, князь-воевода милостивый, – буркнул один из воинов, видя, что нельзя отвертеться от строгого боярина. – Прости уж, не будет того больше. Вот тебе крест честной!

И он широко перекрестился, повернувшись лицом на восток. Остальные последовали его примеру, сказав в один голос:

– Прости, уж не будет того больше… Ни-ни-ни. Никогда.

– Ладно, поверю я вам, – снисходительно промолвил Пестрый. – Первая вина прощается, пословица гласит. Не хочу я ради победы сегодняшней наказывать вас. Только уж попомните слово мое твердое, на носу зарубите его крепко-накрепко: грабителей терпеть я не стану! Грабитель, сиречь тать ночной, недостоин быть воином государя православного. И чуть я замечу кого в деянии таком непохвальном, какое вот сейчас вы учинили, не пощажу я человека подобного, батогами бить его прикажу либо предам его казни лютой без всякой пощады, без жалости! У меня расправа коротка будет. Слышите вы, что я говорю?

– Слышим, князь-воевода.

– Так вот, унесите эти шкурки туда, откуда вы взяли их, а сами на свое место подите. А ты, Травник, – обратился он к одному из начальных людей, составлявших его свиту, – догляди за ними, чтоб исполнили они приказ мой неукоснительно.