В первом от входа отделении шатра, освещенном пятью лампадами, толпились множество придворных служителей, ходивших с такою осторожностью, что полет мухи был явственно слышен. Князь Бартом молча прошел вперед, к роскошно вышитому ковру, висевшему на золоченых столбах, и махнул рукой стоявшим у ковра евнухам, облаченным в какие-то фантастические одеяния, с белыми тюрбанами на головах.
Евнухи ловко приподняли край ковра, и князь Бартом с Рогачом очутились в богато убранном помещении, озаренном ярким светом лампад, висевших по всем направлениям. По сторонам шли ряды пышных шелковых подушек, наложенных одна на другую, а на подушках возлежало до десятка молодых женщин поразительной красоты. Многие имели на себе такую прозрачную одежду, что сквозь нее просвечивало тело. Хан Тимур, в просторном шелковом халате, с зеленым тюрбаном на голове, небрежно сидел на дорогих пуховых коврах рядом с самою любимою своей женой и, казалось, пронизал острым взглядом Бартома и смельчака русского, упавших на колени при входе.
«Вот он, владыка мира, гроза небесная! – пронеслось в голове у Рогача, лежавшего ниц на ковре. – Что-то изречет он мне?»
– Этот человек хотел меня видеть? – довольно благосклонно спросил Тимур, находившийся в особенно благодушном настроении.
– Этот, пресветлый хан, – раболепно отвечал Бартом, следя за выражением лица повелителя. – Какую-то весть он привез… важную весть, говорит…
– Толмача призвать сюда.
– Разумеет он речь нашу, владыка высочайший. Изволь выслушать его.
– Говори, человек русский, – обратился Тамерлан к Рогачу, слегка приподнимаясь на подушках. – Что привело тебя ко мне?.. Как ты осмелился нарушить покой мой?..
Новгородец поднял голову и смело поглядел на грозного завоевателя, презрительно сжавшего губы. Рогач был человек наблюдательный, и по лицу Тимура он сообразил, что одно лишнее слово – и жизнь его кончится под ножом палача. Тимур шутить не любил. Особенно не жаловал он изменников-перебежчиков, продававших родину из-за собственных выгод, и Рогачу надо было много уменья и изворотливости, чтобы выставить себя не изменником, а «честным врагом» московского государя.
– О, пресветлейший государь, царь над царями, повелитель над повелителями! – заговорил он возвышенным голосом, сложив на груди руки. – Слава твоя сияет как солнце, победы твои гремят по всей земле как гром небесный, слово твое – меч для рода человеческого! Воззришь ты грозным оком на народ какой, и все перед тобой трепещет! Никому не остановить стремление ратей твоих: как вихрь, как молонья огненная носятся они из края в край, рокочут раскатами громовыми, стрелами калеными свет помрачают, заставляют дрожать все живущее! От юных лет до старости преклонной суждено тебе Небом народы и царства покорять, и ты завоюешь весь мир! И будет в мире многое множество языков, а государь один, это ты, о пресветлейший, превысочайший царь царей, равного которому никогда не было и не будет!..
Гордая улыбка появилась на лице Тимура. Новгородец сумел-таки угодить ему. Подобная речь, обладая всеми свойствами тогдашнего красноречия, не могла не понравиться сагеб-керему, и он милостиво кивнул головой оратору.
– Верно говоришь ты. Мир в моих руках… Но не для того же ты пришел ко мне, чтобы поведать мне о том, о чем я уже давно знаю?
– О, превысочайший владыка! Многими царями и народами повелеваешь ты, многие цари и народы лобызают прах ног твоих. Немало таких державцев, кои хоть не видели, но чтут тебя. Имя твое славится во всех концах вселенной… А меж тем обретается такой владетель, который поносит тебя всякими словами непотребными, смеется над тобой заочно, похваляется разогнать твои воинства победоносные и тебя в полон забрать…
Тимур потемнел, как ночь. Рогач поразил его в самое сердце своим указанием на неизвестного владетеля, не признававшего могущества владыки мира, и он спросил отрывисто:
– Как зовут сего владетеля дерзкого?
– Это московский князь, юноша буйный. Надеется он на леса да на болота да на зиму студеную, что скоро наступит, и, вином упиваючись, похваляется, что твоя светлость потемнеет от его меча…
– А ты – подданный сего князя?
Рогач возразил с живостью:
– Я вольный человек, повелитель могучий. Родом я из Новгорода Великого, что не по указу московского князя живет. Московский князь вековечный ворог нашему Новгороду; зачастую мы против Москвы ратуем, и Москва против нас войною ходит. Не на жизнь, а на смерть враждуют Москва и Новгород, и москвитяне нас живыми бы съели, если б могли…
– Так, значит, московский князь не государь твой?
– Храни меня Праведное Небо от государя подобного! Московский князь сам по себе, и Новгород наш сам по себе…
– Добро, если правду ты говоришь. А если солгал ты – горе тебе! Изменников я не терплю!
– О, высочайший хан! – воскликнул новгородец, поднимая глаза к небу. – Дерзнет ли червяк ничтожный утруждать уши твои слушанием лжи заведомой? Николи того не бывало, чтоб последний из последних рабов твоих осмелился тебя обманывать!..