Сон великого хана. Последние дни Перми Великой (сборник)

Князь Федор Давыдович Пестрый благополучно довел свое войско до пределов Перми Великой, считавшейся такою страною, за которою уже начинались места «незнаемые», незаселенные, а может быть, и край света недалеко от нее был, о чем, впрочем, никто не мог сказать ничего определенного. Конечно, поход ему дался не даром: много невзгод пришлось вынести и ему самому, и помощникам его, и всем ратникам рядовым, мерзнувшим зимой на стуже, достигавшей такой жестокости, что даже дыхание спирало; весной же немало терпели от воды, переполнявшей болота и реки, которые, слившись воедино, образовали безбрежное море, покрывшее наполовину все леса, странно выглядывавшие из этого громадного водяного пространства.

Дружинники сначала роптали, говоря, что они «не гуси-лебеди по такому водополью плыть», но потом, смастерив самодельные лодки-плоты, ободряемые ласковыми окриками «большого воеводы», заботившегося о них как о детях родных, весело заработали шестами и веслами, лавируя по лесным рекам, направление которых указывали им опытные проводники-зыряне.

Эти зыряне, – а их было пять человек – происходили из жителей привычегодского края, считавшегося бесспорною волостью московскою. К Москве они относились, положим, без особенной приязни, но обещание хорошей платы за верную службу заставило их искренно стараться на пользу москвитян, идущих покорять их соплеменников – зырян и пермяков, осевших в верховьях Камы и Печоры.

В самый разгар весны московское войско добралось до водораздела, образуемого притоками Камы.

Здесь Пестрый решил переждать убыли воды, чтобы двинуться дальше по лесной тропе, сокращавшей путь более чем в три-четыре раза против того, если бы плыть по извилистым речкам, делавшим громадные околицы.

Ратники построили шалаши на возвышенном месте, развели огромные костры и целых две недели благодушествовали, поедая привезенные с собой припасы, которых было великое множество. Некоторые ухитрились даже соорудить заездки для ловли рыбы, плескавшейся в тихих заводях, представлявших укромные уголки для метания икры, оплодотворяемой для дальнейшего потомства. Тут много было поймано стерлядей, лещей и окуней, которыми, конечно, прежде всего полакомились начальные люди, принимавшие приношения подчиненных как должное, принадлежащее им по праву.

Отсюда, по спаде воды, князь Пестрый повел свою рать по сухому пути, указываемому проводниками-зырянами, бывавшими раньше в этих дебрях во время зимних охотничьих промыслов. Потянулись отдохнувшие ратники в неведомую даль, бодро топоча ногами по мягкому моху, зеленеющему под гигантскими, поседевшими от старости деревьями. Загудели человеческие голоса под сводами векового леса, нарушая его величавое спокойствие. Заржали московские лошади, навьюченные съестными припасами, захваченными с собой Пестрым в таком количестве, что продовольствия могло хватить вплоть до Петрова дня, если бы даже до тех пор все время пришлось мыкаться по безлюдным, необитаемым местам. Но вот через две недели перед глазами москвитян блеснула река, сдавленная с обеих сторон стенами темного непроходимого леса. Вода в реке казалась черною, вероятно, по причине большой глубины, довольно редкой в подобных лесных истоках. Проводники радостно воскликнули:

– Сед-ю! Сед-ю!.. Черная река называется! – пояснили они москвитянам, вопросительно глядевшим на них. – Отселя на плотах можно плыть, на Каму-реку скоро вынесет… А дальше пути мы не ведаем, не взыщите с нас, добрые люди!..

– Что ж, и на том спасибо, что доселя довели вы нас, – сказал Пестрый и отпустил всех проводников, наградив их за верную службу.

Закипела спешная работа по изготовлению больших прочных плотов, на которых можно было бы сплавить и лошадей со всяким скарбом и припасами, значительно полегчавшими после перехода по сухому пути… На другом берегу были замечены какие-то люди, несомненно уже обитатели Перми Великой, рубежом которой считалась речка Черная. Это заинтересовало Пестрого, пожелавшего поглядеть на пермян, нужных, кстати сказать, и для допроса о том, каким путем легче идти к пермским городкам и что делается в Перми Великой. Охотники для поимки «языков» нашлись. Это были пятеро отчаянных головорезов, живо переплывших реку на двух связанных бревнах и устремившихся за невзрачными лохматыми людьми, прятавшимися в чаще деревьев. Но результат получился неутешительный. Пермяне, как зайцы, метнулись в глубину леса и скрылись из глаз преследователей, криками и стрелами заставлявших их остановиться. Обескураженные воины принуждены были вернуться ни с чем.

Пестрый улыбнулся и сказал:

– А прытки, одначе, люди здешние! От таких молодцов утекли!.. Ну, да и то принять в расчет должно: они ведь от смерти спасались, потому как стрелами вы осыпать их начали. А стрелами ведь беглецов не останавливают, но завсегда добром кричат. А у вас на то сметки не хватило, стало быть? Эх вы, ребята несмышленые, храбрецы пересоленные!..

«Храбрецы пересоленные» только покраснели от таких слов большого воеводы и молча отошли в сторону, сознавшись в душе, что действительно поступили не совсем правильно.