Соната дьявола: Малая французская проза XVIII–XX веков в переводах А. Андрес

Вот как я распорядилась бы на месте вашей уважаемой кузины. Поговорим, однако, о другом. Герцог де Жевр^{48} хворает и усердно лечится. Сейчас он у себя в Сент-Уане^{49}, куда на поклон к нему ездит вся Франция, он возлежит на своем ложе, весь в кружевах и лентах, занавеси раздвинуты, постель усыпана цветами, с одной стороны у него картинки для вырезывания, с другой — вышивание. И в эдаком виде он принимает посетителей. Вокруг его постели толпится человек двадцать придворных, а его батюшка и братец всю эту честную компанию усердно потчуют. Постоянно накрыто два, а то и три стола на двадцать приборов каждый. Господин д’Эпернон там днюет и ночует. Для завсегдатаев дома заведена особая зеленая одежда, так что ежели на ком зеленый камзол, зеленые чулки, башмаки и шляпа, тот беспрепятственно может в любое время взойти к герцогу, — всего роздано около тридцати таких зеленых нарядов. Король по этому поводу как-то сказал, что стоит им переменить камзолы на больничные халаты, что, кстати, было бы для них даже удобнее, поскольку все они не в полном здравии, и будет точь-в-точь как в Шаритэ^{50}, где тоже все ходят в зеленом. Несколько дней назад была там одна моя знакомая; хозяина дома она застала за вышиванием — он возлежал на кушетке, обитой зеленым штофом, под искусно расшитым зеленым покрывалом, в серой шляпе с зеленой каймой, зеленым плюмажем и с огромным пучком руты. Герцог д’Эпернон, тот помешался на хирургии — каждому встречному и поперечному он норовит отворить кровь и сделать трепанацию черепа. Какой-то кучер на днях разбил себе голову, так он просверлил ему череп. Уж не знаю, остался ли бы бедняга в живых, не сделай он ему этой операции, но нет сомнения, что отправлен он на тот свет стараниями сего хирурга. И это еще не все. Вздумалось им как-то потешить себя сельским праздником, и герцог де Жевр дал одной девице приданое; и вот в ночь после свадьбы господин д’Эпернон вдруг возжелал отворить новобрачному кровь. Несчастный всячески этому противился. Чтобы добиться его согласия, герцог де Жевр дал ему сто экю. Вот, сударыня, что происходит на наших глазах, на виду у всего света, и это при весьма строгих установлениях. Между тем нельзя отказать обоим нашим правителям^{51} в благоразумии и даже благочестии. И однако самые знатные и благопорядочные господа прилежно ездят на поклон к этому чудовищу, а дабы оправдаться в своем раболепии, говорят, будто он — человек благородных мыслей и всякому готов услужить. Те, кто близко с ним знаком, знают, что он любит не столько оказывать услуги, сколько принимать их от других, а щедр он за счет своих кредиторов, да еще тех денег, что приносят ему игорные столы, а ведь это позор для королевства. Я вся киплю от негодования, уж простите меня. Что касается двора, то тут все ведут себя пристойно: никто на людях не срамится.