Соната Единорога

Но в этот момент из глубины красного леса вынырнула музыка, мощная и непривычная, и породила в душе Джой некое ощущение, подобного которому девочка никогда не испытывала.

– Ну ладно. Ладно, Ко. Как-нибудь разберемся, – сказала Джой. Она впервые обратилась к сатиру по имени.

С того самого момента, как Джой вступила в красный лес – Ко называл его Закатным, – он казался ей живым существом. Даже самые нижние сучья деревьев находились высоко над головой. Тени деревьев дышали теплом. А когда Джой ступала по земле, ей казалось, что она чувствует под ногами биение жизни. Казалось, музыка Шей-раха пульсирует повсюду – не только во всем, что попадалось на глаза девочке, но и в самой Джой – и что она проникает в тот самый потаенный уголок души Джой, где зарождалась ее собственная музыка. В какой-то момент у Джой возникло ощущение, что кто-то огромный заботливо держит ее в рубиновых ладонях, и девочка облегченно перевела дыхание.

В Закатном лесу так и не стемнело по-настоящему, хотя Джой с Ко уже забрались в самую чащу. На самом деле солнце уже село, но лес продолжал светиться, и холоднее в нем не становилось. В этом сияющем спокойствии Джой слышала и торопливое шуршание маленьких лапок, и беззвучный взмах крыльев над головой, и чей-то уверенный, тяжелый топот где-то неподалеку, который в любом другом месте напугал бы ее до полусмерти. Но сатир тянул ее за руку, приговаривая:

– Нам сюда, дочка, – и музыка вторила: «Сюда, сюда, сюда!»

И Джой шла за ними.

А потом красные деревья расступились, подобно высокой траве под ветром, и неожиданно Джой и Ко очутились на поляне. В небе кружил водоворот звезд – такой густой, что казалось, будто над Закатным лесом идет снег. Посреди поляны застыли в ожидании Старейшие.

Один из них был величественным и древним, как сами деревья, и таким черным, что ночь блекла по сравнению с ним. Вторая, свинцово-серая, как грозовая туча, невозмутимо наблюдала за приближением девочки. У третьей, более стройной, была изящная бородка. Эта бородка выглядела так, словно ее сделали из морской пены и расшили зеленоватыми светящимися нитями. Они стояли рядом, высоко вскинув головы. Их прекрасные хвосты реяли в алом ночном воздухе, подобно призракам, а длинные витые рога мерцали в свете звезд. А вокруг цвела музыка.

Когда Джой увидела их глаза, сердце у нее дрогнуло и перевернулось от жалости. Распухшие глаза всех трех Старейших были закрыты, затянуты плотной сине-зеленой коркой и блестели, как изумруды. Джой поняла, что Старейшие слепы.

Глава 4

Проснувшись, Джой обнаружила, что уже светит солнце. Девочка лежала под красным деревом, свернувшись клубком. От склонившихся над Джой ветвей тянуло теплом. И еще на нее смотрели два единорога. Один из них куда меньше прочих походил на существо из плоти и крови – скорее уж из морской воды и ветра. Второй, цвета звездного сияния, сильно уступал первому в размерах. Казалось, он ни мгновения не может постоять спокойно – слишком юный, чтобы бродить самостоятельно, и слишком непоседливый, чтобы иметь царственный вид. Именно легкий нетерпеливый топоток копыт маленького единорога и разбудил Джой.

Потом Джой присмотрелась, и у нее перехватило дыхание – глаза малыша уже затягивало пленкой той коросты, что лишила зрения трех великих Старейших.

Младший единорог нетерпеливо воскликнул:

– Мама, смотри – она проснулась!

Джой уселась и вытряхнула листья из волос.

– Здравствуйте, – сказала она. Голос у Джой был хриплым и словно надтреснутым, как обычно по утрам. – А где Ко?

Второй единорог шагнул вперед с неспешной текучестью ртути. Казалось, слепота не отягчила шагов кобылы и не мешала ей смотреть прямо на Джой.

– Фириз, – представилась она. – А это – Турик, мой сын. Хорошо ли тебе спалось? – в негромком голосе Фириз под спокойной поверхностью плескались волны смеха.

– Пожалуй, да, – отозвалась Джой. – Мне снились потрясающие сны. Только я не уверена, сны ли это.

Девочка умолкла, потом медленно произнесла:

– Вы – Старейшие. Ко мне сказал.

– Мы – старейшие из Старейших, – откликнулась Фириз. – Кроме него, – она кивком указала на своего сына, который тем временем изучал туристские ботинки Джой. Когда Турик коснулся их своим рогом, грязь и пыль осыпались, и ботинку заблестели не хуже самого рога.

– Там был черный единорог… – промолвила Джой. Фириз слегка понизила голос:

– Это был лорд Синти.

– Ты уснула, а он принес тебя на спине! – возбужденно перебил мать Турик. – Синти никогда такого не делал! Он всегда живет на отшибе. Его даже видели не все – далеко не все. Я до прошлой ночи тоже его ни разу не видел. Должно быть, ты – очень важная персона там, в своем мире…

– Турик! – одернула его мать. Она ничего большее не добавила, но жеребенок мгновенно притих. Фириз же пояснила: – Лорд Синти – самый старший из нас. Он… у нас нет слов, чтобы сказать, что он такое.

После этих слов кобыла рассмеялась – ее смех, неожиданный, невероятный и чудесный, напоминал журчание ручья – и добавила: