Сонька. Продолжение легенды

— Ну, кашалот недоношенный! — разозлился Кочубчик и теперь уже не то что толкнул дворецкого, а ударил в лицо сильно, наотмашь, отчего тот отлетел на несколько шагов, упал, потерял сознание.

— Вот так, дядя, когда не слушаются старших, — удовлетворенно сказал Володя и снова занялся своим делом.

Полицмейстер Круглов был разгневан до крайности. Он стоял перед Гришиным и, загибая пальцы на руке, брызгая слюной прямо в лицо подчиненному, говорил:

— Воровка сидит в камере и ни в чем еще не созналась — раз! Дочка ее успешно сбежала из-под носа полиции, оставив всех, и вас в том числе, в дураках, — два! Вы морочите голову, придумываете разные идиотские схемы, и ни черта из этого не получается — три!.. Высший свет Петербурга не только смеется, но и начинает предъявлять нам серьезные претензии — четыре! А не дай бог, Сонька Золотая Ручка сбежит, ломая все ваши хитромудрости, — тогда вообще не хватит никаких пальцев, чтобы сосчитать, какой вы идиот и в какой позор вы меня втравили!.. Вам понятно, о чем я говорю?

— Понятно, — тихо промолвил Егор Никитич.

— А если понятно, — заорал полицмейстер, — тогда вон отсюда!.. Вон!.. Вон! И сегодня же вечером я жду от вас результатного доклада!

Михелина бродила по Сенному рынку, приглядываясь и прислушиваясь к шумной базарной жизни, пару раз, завидев полицейского, легко уходила в сторону, чтобы не нарваться на неприятность, и снова слонялась, издали изучая место, где толкались вокруг своих карет, повозок, тарантасов и прочей рухляди извозчики.

Рынок жил своим обыденным распорядком — кто-то что-то продавал, кто-то, торгуясь, покупал, дрались пьяные бродяги, дурили православных цыгане, показывал дрессировщик номера с поющим петухом, хвастались своим товаром крестьяне, гонял по кругу холеную лошадь парень в красной рубахе.

Бросались в глаза многочисленные калеки-нищие в солдатской форме и с наградами.

В одном закутке вдруг возникла драка — несколько мужиков в черных рубахах до крови били визжащего и пытающегося скрыться иудея.

Воровка какое-то время постояла еще в раздумье, затем решительно направилась к повозкам.

К ней тут же двинулись игривые извозчики, стали завлекать.

— Куда симпатичная желает?

— Прокачу с ветерком аж до свадьбы!

— Барышня, садитесь! Никто еще не жаловался, все только в довольстве!

— Лошадка маленька, да удаленька, повозка низкая, но звонкая, извозчик бородатенький да проворненький!.. Самый ловкий и самый дешевый извоз!

Хозяин расписной повозки, приговаривающий эти завлекаловки, и в самом деле был юркий, бородатый, с быстрыми, бегающими глазками. Повозка же его отличалась от всех разрисованностью и легкостью.

Мужичок приглянулся Михелине больше прочих, она махнула ему.

— В Вильно поедешь?

— А почему не поехать? — пожал плечами тот. — Лишь бы барышня дорогу денежками выстелила!

— Выстелю, не обижу, — кивнула та и забралась в повозку.

— Денежки и в самом деле есть? — сощурился извозчик. — А то как бы потом другим делом не пришлось расплачиваться.

Девушка достала из кармана сотенную купюру, показала ему.

— Этого хватит?

— Хватит, красавица, еще и лишку останется. Как раз на овес. — Извозчик забрался на свое седалище, ударил лошадку кнутом, и повозка тряско тронулась с места. — Пошла, веселая! Пошла, Алиска!

— Куда погнал, Лукаш? — крикнул ему вдогонку один из кучеров. — Не на Псков опять, часом?

— Не закудыкивай, мать твою! — оглянулся тот. — А то как бы колесо не вывернулось!

— А почему на Псков? — насторожилась девушка.

— Шутки у них такие, мать бы их ломом!

— А сколько ехать до Вильно?

— До Вильно? — переспросил Лукаш. — Ежели конячка не притомится, к послезавтрашнему полдню, може, и поспеем.

— А если притомится?

— А мы ей овса на ваши денежки подкупим, и она побежит половчее паровоза!

Девушка откинулась на спинку сиденья, вытянула набрякшие ноги и прикрыла глаза.

— А чего ж одна путешествуете? — оглянулся Лукаш. — Без папеньки, без маменьки?

— К ним как раз и еду, — сквозь дремоту бросила Михелина.

Повозка уносила ее из мрачного каменного города, где в любой момент ее могли схватить и где осталась ее мать.

Глава одиннадцатая Чужие

Лицо младшего полицейского чина было синим от побоев. Он с трудом сидел на табуретке, заплывшими глазами смотрел на следователя.

Гришин также не сводил с Феклистова глаз, ковыряясь мизинцем в зубах.

— Ну, так и зачем ты явился в полночь в дом княжны?

— Из интереса, — попытался ухмыльнуться полицейский. — Хотелось увидеть, как живут баре.

— Увидел?

— Увидел, хорошо живут.

— А еще что ты там увидел?

— Барыню. Красивую, глаз не отведешь, — снова ухмыльнулся Феклистов.

— А окромя барыни?

— Не помню. Много всякого народу там.

— Воровку молодую видел?

— Барыню, что ли?

— Барыня, по-твоему, воровка?

— А то как же!.. Разве можно такие хоромины отгрохать, не воруючи?

Следователь устало сдавил виски ладонями, откинулся на спинку стула, посидел какое-то время молча.

— На воровскую хавиру зачем ходил?

— Не ходил.

— Шпики выследили тебя.

— Не того выследили. Клянусь, ваше благородие.

Егор Никитич поднялся, подошел к допрашиваемому, взял его за подбородок, повернул к себе.