Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

— Да, мне это было известно. Но я ничего не могла изменить, так как наши отец и мать умерли рано, а воспитанием Шейндли занималась мачеха.

— Прошу сесть. — Председательствующий перевел взгляд на Соньку. — Как вы можете объяснить слова вашей сестры?

Она помолчала, недоуменно пожала плечами:

— Ваша честь… Что может сказать обо мне сестра, которая увела у меня мужа?

В зале зашумели, и судья долго звонил в колокольчик, добиваясь тишины.

— Ваша честь! Пожалуйста, мне слово! — крикнул, стараясь перекрыть шум, ювелир Карл фон Мель. — Эта дама — отчаянная воровка!.. Она представила меня как сумасшедшего, и я не только потерял имя, но также три недели провел в психиатрической клинике!

— Прошу сесть! — призывал председательствующий. — Прошу тишины! Свидетель фон Мель, сядьте!

Аудитория успокоилась, судьи коротко о чем-то посовещались, после чего председательствующий возобновил допрос:

— Подтверждаете ли вы, подсудимая, что одно время носили фамилию Софья Блювштейн?

— У нее было много фамилий! — снова не выдержал фон Мель. — Ее надо сослать на пожизненную каторгу!

— Прошу сесть!

Сонька выдержала паузу и спокойно ответила:

— Да, ваша честь. Подтверждаю. Я была Блювштейн. Это фамилия моего мужа, которого я страстно любила и который умер от тяжелой болезни.

— Ваш муж, Михель Блювштейн, не умер, а осужден на пожизненную каторгу за убийство.

Сонька вполне натурально охнула и некоторое время сидела в потрясенном молчании. Со стороны было видно, что она плачет.

— Подтверждаете ли вы, Софья Блювштейн, что пытались создать в Санкт-Петербурге преступное воровское общество по поддержке преступных элементов, именуемое общак?

Воровка удивленно подняла глаза, смахнула слезы.

— Почему пыталась? По-моему, общак уже существует и будет существовать, пока живет Россия.

Председательствующий принялся изучать лежащие на столе кольца, браслеты, перстни, колье, прочие вещественные доказательства.

— Зачем вам, подсудимая, столько обручальных колец?

Сонька еще раз вытерла кружевным платочком глаза, печально усмехнулась:

— Они, ваша честь, доставались мне от мужей. Да и потом склонна к изменению веса… То худею, то полнею. Мне были необходимы кольца разного размера.

— Ваша уважаемая честь! Половина колец из моего магазина, — заявил возмущенный Циммерман. — Я могу каждое кольцо назвать и оценить! Мойша, чего молчишь, как идиот? Скажи!

— Сядьте, свидетель, иначе я прикажу вывести вас из зала!

— По-вашему, я не имею права голоса?

— Потом! Сядьте!

Циммерман послушно сел.

— А где вы взяли два кинжала в серебряной оправе, вот этот кавказский пояс, ермолки, шитые серебром? И наконец, этот револьвер?

Воровка сама с интересом посмотрела на ворованные вещи, спокойно объяснила:

— Кинжалы и пояс я выиграла в лотерею. Ермолки принадлежат моему племяннику Осе, а револьвер достался мне во время игры в аллегри.

— У вас есть племянник? — искренне удивился председательствующий.

— Да, ваша честь. И не один, — она нежно усмехнулась. — У меня также есть две дочери, Табба и Михелиночка.

— Как давно вы их не видели?

— Давно, ваша честь. Моя мечта сейчас — обнять моих девочек.

— Вы занимались воровством и совершенно забыли о своих детях, — с упреком произнес председательствующий.

— Нет, я не забывала их. Они ни в чем и никогда не нуждались. А по поводу воровства… Нет, ваша честь, я не воровала. Я просто путешествовала по миру. Это моя страсть — путешествия. А чтоб не ощущать нехватку средств во время поездок, я иногда просила некоторых господ мне помочь.

— Ваша честь, — поднял руку адвокат Кочубчика. — Мой подзащитный желает дать показания.

— Потом. — Председательствующий окинул взглядом свидетелей, остановился на хозяине ювелирного магазина на Петровке. — Господин Хлебников, вы узнали даму, вынесшую обманным путем из вашего магазина изделия на двадцать две тысячи триста рублей?

— Да, я эту даму узнал. И полагаю, не скоро забуду. — Хлебников неожиданно улыбнулся воровке. — И дело здесь не только в украденном. Я восхищен ловкостью, артистичностью госпожи Софьи Буксгевден, как она мне представилась. Безусловно, мне жаль потерянной суммы, но еще больше жалко, что я никогда не встречусь со столь истинным человеческим талантом, пусть даже направленным на злодеяние. Это, господа, особый Божий дар!

— Не загадывайте раньше времени, господин Хлебников, — ответила Сонька. — Даст бог, еще встретимся.

В зале засмеялись, кто-то даже зааплодировал. Это был пан Тобольский. Неожиданно решительно встал бургомистр немецкого городка Типлиц, поднял руку. Переводчик также поднялся, перевел:

— Ваша честь, слово просит бургомистр германского города Типлиц господин Вильгельм Вернер.

Председательствующий недовольно поморщился, что-то сказал судье справа, вслух резко заметил:

— Здесь, господа, не благородное собрание, а суд! Мы судим известную своей дерзостью и наглостью преступницу. И при даче показаний я прошу исходить именно с этих позиций, а не заниматься раздачей комплиментов и сочувствий. — Он помолчал, кивнул переводчику: — Пусть бургомистр говорит.