Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

Неожиданно под окнами барака залаял пес, Сонька присела и замерла. Лаять принялись все собаки, мужской голос крикнул:

— Чего гвалт подняли? Пошли вон, твари!

В животных полетело что-то железное, и они с обиженным визгом разбежались.

Сонька снова поднялась и снова вцепилась в пробку. Стонала, что-то шептала, умоляла, не отпуская раскачивала пробку. И вдруг пробка поддалась. Заскрипела, качнулась чуть-чуть, затем пошла вверх, и вскоре счастливая воровка держала ее в руках. От неожиданного везения она негромко рассмеялась. Затем засунула тонкую руку в горловину бочки и принялась выплескивать оттуда керосин. Плескала его на бока бочки, на пол, на стены.

Когда керосина вокруг было разлито достаточно, Сонька перевернула лампу, воткнула горящий фитиль в жидкость. Керосин вспыхнул сразу. Сонька постояла перед бочкой, заворожено глядя на разрастающееся пламя, но в какой-то момент пришла в себя и бросилась на выход.

Она выскользнула из комендантского барака, пробежала вдоль стены, переметнулась на другую сторону площади и замерла в ожидании результата поджога.

В окнах барака Игнатьича замелькал огонь, он стал быстро и страшно набирать силу, всполошились собаки, кто-то ударил в пожарный колокол. К охваченному огнем бараку бежали люди, что-то кричали, метались вдоль стен, не зная, как войти в горящее здание, чем помочь находящимся там людям, как остановить пожар. В других бараках проснулись заключенные, в ночной одежде высыпали во двор, тоже что-то кричали, разбегались по поселку. Сонька увидела, как из ее барака выбежала Мирра, как она вначале заметалась по двору, не соображая, куда податься, потом сориентировалась и бросилась в сторону черной таежной стены.

Женщина постояла еще какое-то время, не в состоянии отвести глаз от яркого факела пожара, окинула в последний раз взглядом барачный поселок и тоже взяла направление в тайгу. За спиной послышалась стрельба, людские крики, злой собачий лай.

* * *

Сонька бежала по густой тайге, не разбирая дороги. Ноги вязли в глубоком снегу, ветки хлестали по лицу, дыхание сбивалось от морозного воздуха. Она остановилась, снова услышала выстрелы и лай собак, подобрала подол платья повыше и стала отчаянно пробиваться дальше в лес.

Как одержимая, Сонька пробиралась все дальше от затихающих голосов и собачьего лая, изредка придерживала шаг, хватала открытым ртом воздух и снова ломилась сквозь нагромождение природы, которое она обязана была преодолеть.

* * *

По-зимнему холодный солнечный свет искрился на молочно-белых сугробах.

К лесному домику Сонька вышла совершенно неожиданно. Она никак не ожидала, что счастливая судьба приведет ее к человеческому жилью, но оно было перед ней. Не верящая своим глазам, измотанная и обмороженная, воровка стояла перед деревянным жилищем, из трубы которого шел дымок, не решаясь приблизиться к нему. Она увидела, как из дома вышла худая высокая женщина в черном ватнике, взяла из пристройки дрова и скрылась за дверью. Сонька, с трудом держась на ногах, двинулась к избе. Толкнула тяжелую скрипучую дверь, в лицо ударило тепло и вкус еды, отчего слегка закружилась голова и подкосились ноги. Сонька оперлась о косяк, просяще посмотрела на удивленную, чрезвычайно худую женщину и, почти не разжимая губ, попросила:

— Помогите… — И медленно съехала на пол.

* * *

Потолок избы был низким, давящим, стены — черными от старости и копоти. В углу избы висела икона Спасителя с горящей лампадкой перед нею, в печи потрескивали поленья.

Воровка открыла глаза, не сразу поняла, где она находится. Почувствовала на лице что-то густое и липкое, провела по нему рукой, повернула голову в сторону хозяйки, возившейся возле печи. Та почувствовала ее взгляд, оглянулась. Молча вытерла о подол руки и подошла к постели.

— Это я тебя медвежьим жиром смазала, — объяснила. — Чтоб обмороженность ушла.

Сонька слабо улыбнулась.

— Спасибо.

— Беглая?

Сонька, не сводя с нее глаз, кивнула.

— Откуда бежала?

— Из Имана.

Хозяйка удивленно качнула головой.

— Как не замерзла?

— Хотелось жить, — улыбнулась Сонька.

Женщина вернулась к печке, налила в деревянную самоструганную миску похлебки, поставила перед беглянкой.

— Сразу много не ешь, помереть можешь.

Потом помогла ей сесть и сунула деревянную ложку.

— И не торопись, обожжешься.

Хозяйка со странным интересом наблюдала, как не спеша, ела молодая женщина, затем взяла тряпочку, вытерла ей подбородок.

— Не поверишь, за десять лет первый раз вижу живого человека.

— Одна живешь? — спросила Сонька.

— Не одна. С Богом, — строго ответила хозяйка, отбирая у нее миску. — На сегодня хватит. — Она внимательно посмотрела на беглянку. — Нерусская, что ли?

— Иудейка.

— Спаситель тоже был из иудеев. Значит, не самая худшая. За что осуждена?

— За воровство.

— Что воровала?

— Драгоценности.

— Золото, что ли?

— Не только. Больше бриллианты.

— Это не воровство, — махнула рукой женщина. — Баловство.

— А что есть воровство?

— Воровство? — женщина задумалась. — Воровство — это когда воруют души.

— Не поняла.