Продавец выложил товар на стекло, профессионально следя за происходящим. Сонька внимательно изучила по очереди оба колье, попробовала их своими длинными ногтями на крепость, отложила в сторонку. После чего перешла к перстням. Она принялась вертеть их и примерять на пальцы. Михаил стоял рядом, с недоумением и интересом наблюдая за ее манипуляциями.
— Можно вас? — позвал продавца кто-то из покупателей.
— Подождите, я занят, — отмахнулся тот, не сводя глаз с колье и перстней.
Сонька наконец отодвинула от себя все изделия, глубоко вздохнула:
— Благодарю, не надо. Пошли отсюда, Сашенька.
И первой направилась к выходу. Продавец сгреб украшения, положил на место, под стекло.
От магазина шли молча. Наконец Михаил не выдержал, коротко бросил:
— Ну и чего?
Сонька взглянула на него, вытянула вперед руки ладонями вверх, попросила:
— Загляни под мои ногти.
Блювштейн с недоумением выполнил просьбу подруги и неожиданно обнаружил под ее ногтями несколько довольно крупных бриллиантов.
— Ты… выдрала их?
— А что мне оставалось делать? — засмеялась Сонька. — Он так таращился, что сунуть что-либо в карман было невозможно.
Михаил какое-то время оценивал Сонькин фокус и вдруг стал хохотать, как ненормальный.
Сонька, одетая скромно и со вкусом, уверенно ступала по ступеням, цепко держа Михаила под руку. Они остановились перед высокой добротной дверью одной из квартир, Блювштейн подмигнул спутнице и дернул за веревочку звонка. По ту сторону двери послышались дробные женские шажки, звонкий голос крикнул:
— Кто там?
— Мамочка, — излишне весело ответил Михаил, — это ваш любимый сын!
За дверью как-то странно затихли, и через мгновение тот же голос попросил:
— Одну минуточку…
Снова послышались шажки, в этот раз удаляющиеся, после чего половицы заскрипели от неспешной, тяжелой походки. Дверь открылась, и в дверном проеме предстал грузный мужчина в халате, лет шестидесяти. Это был отец Михаила. Он быстро взглянул на сына, мельком изучил спутницу, никак не отреагировав на нее.
— Слушаю, Михаил.
— Папа, я не один.
— Вижу. Что ты хотел?
— Хотел бы войти в квартиру.
— Зачем? Ты забыл наш последний разговор? — Отец был суров и неприступен.
— Папа, между родителями и сыном не может быть последнего разговора. Я бы хотел его продолжить.
Блювштейн-отец помолчал и с громким сопением отступил назад.
— Прошу.
Михаил и Сонька вошли в длинный прохладный коридор и двинулись в сторону той комнаты, куда жестом указал отец. Комната была просторная, в центре стоял большой черный рояль. Михаил помог Соньке сесть в кресло, сам расположился рядом. Отец молча стоял в дверном проеме, изучая визитеров.
— Как мама? — спросил сын, деланно улыбнувшись.
— Ты сейчас ее увидишь, — кивнул отец и громко позвал: — Сара, тебя желает увидеть сын!
В комнату вошла маленькая сухонькая женщина, ласковыми и нежными глазами она уставилась на Михаила.
— Здравствуй, Михель. Ты что-то хотел?
— Хотел тебя увидеть, мама.
— Увидел? — строго поинтересовался отец. — Достаточно. — И он легонько подтолкнул жену в спину: — Ступай.
— Но я бы хотел познакомить маму со своей женой, — вдогонку бросил Михаил.
Родители почти одновременно оглянулись.
— У тебя… жена? — не сразу спросил Блювштейн-старший.
— Да, — кивнул сын. — Мы любим друг друга и пришли за благословением.
Отец посмотрел на мать, горько усмехнулся:
— Как ты понимаешь, Сара, сын решил сюрпризами довести нас до крайней точки. — Он перевел взгляд на Соньку и поинтересовался: — Как вас зовут, мадемуазель?
Она поднялась с кресла.
— Софья.
— И вы любите… — Блювштейн-старший не сразу подобрал подходящее слово. — Вы действительно любите сего господина?
— Да, я люблю вашего сына, — спокойно и достойно ответила Сонька.
Отец помолчал, негромко сказал жене:
— Есть смысл вернуться и кое-что объяснить этой дамочке.
Он опустился в кресло напротив сына и гостьи, мать осталась стоять, растерянная и какая-то жалкая.
— Во-первых, мы известная в Петербурге семья. Нас знают и почитают, — заявил отец.
— Знакомство с вами для меня честь, — кивнула Сонька.
— Благодарю. А во-вторых, вам известно, какой образ жизни ведет Михель Блювштейн?
— Известно, — девушка продолжала стоять. — Мы таким образом познакомились.
Михаил бросил на нее испуганный взгляд, и отец уловил это.
— Вы, господа, вместе промышляете разбоем? — с усмешкой уточнил Блювштейн-старший.
— Нет, я занимаюсь музыкой, — девушка кивнула на рояль. — Я пианистка. А наше знакомство… — она помедлила, — все просто: ваш сын ограбил меня в вагоне.
Михаил удивленно уставился на невесту: он не понимал, куда ведет Сонька.
— Вам понравилось, как Михель проделал это, и вы влюбились? — продолжал ерничать отец.
— Нет, — девушка не обращала внимания на иронию, — я вошла в его положение. Когда человека отвергают, он готов на крайности.
— То есть вы протянули ему руку помощи?
— А что оставалось делать, если он одинок и неприкаян? Родители отказались от него, общество презирает и преследует. У него нет иного выхода, кроме как грабить. И я решила принять Мишу в свою жизнь. К тому же он мне интересен как мужчина.
Мать молчала и тихонько плакала.