Но моего шепота она уже не услышала. Грохочущая очередь разорвала тишину. Обладатель лазерного прицела отчего-то не позаботился о глушителе. Простыня, которой мы только что накрывались, ожившим привидением встала на дыбы. Пули рвали материю, терзали обои. Не в силах достать нас на полу далекий стрелок в ярости опустошал рожок, уродуя комнату. Пуль он не жалел. В должной мере досталось и каменной пепельнице, и массивному термометру, и графину с водой. Брызнул осколками телевизор, а оконные рамы, движимые пулями, разошлись еще шире.
Потянув Анну за собой, я отполз к стене. При этом на все лады я продолжал костерить нашу охрану, которая все еще мешкала. Впрочем, с хулой я поторопился. Пространство за окном заполнилось взволнованными голосами, а чуть погодя дружно затрещали ответные выстрелы. Видимо, били не куда попало, а в цель, потому что пули перестали тиранить нашу комнату, и настала звенящая тишина.
— Ушиблась? — я сел на полу и взял в ладони лицо Ангелины. — Бедная моя девочка!..
Конечно же, она ушиблась. Совершить такой кульбит — да еще спросонья! Плюс неприкрытая обида. Все-таки толкнул я ее крепко. Что называется — от души. Само собой, теперь-то она поняла, почему толкнули и с какой целью, но подобно ребенку не могла удержаться от слез. Потому что ласкали, улыбались — и вдруг плюнули. Поди-ка объясни, что иначе было нельзя. Разум-то все понимал, а сердце опять играло в собственные игры. Вот вам и еще одна парадигма непростых жизненных отношений.
И снова, правда, уже совершенно не к месту я ощутил горделивый прилив. Во-первых, я не растерялся, а во-вторых, сходу сумел понять нюансы ее состояния. Все-таки прежний психолог был во мне еще жив. По крайней мере, несчастным и вконец заплутавшим бродяжкой я себя не чувствовал. Я мог копаться в мирском муравейнике, как дотошный механик в чреве трактора, — с надеждой если не починить механизм, то, по крайней мере, разобраться в принципе работы.
И отчего-то подумалось, что власть меня не испортит. Потому как не на того она, голубушка, напала. И потому как что-то я в этой жизни знал и умел. А значит, и зубки, в конечном счете, придется обломать им, а не мне.
Рядовой метра под два ростом застыл у самой двери. Командир охраны осмелился ступить чуть дальше, кончиками десантных ботинок коснувшись краешка ковра. Я не без удовольствия разглядывал его. Румянец во всю щеку, грудь колесом, бесхитростные глаза. Видно было, что служба парню нравится и нравится, что он состоит в охране первого лица державы. Правда, черт их знает, как им меня представили, но в лице юного начохра я разглядел лихую готовность как к показному испугу, так и к похвальбе. Снайпера они проворонили, это было ясно, однако уйти ему также не позволили, обезвредив в первые же несколько секунд. Так что все было в равной мере налицо: и определенное верхоглядство, и безусловная оперативность. Это уж как поглядеть — с какого угла и какой высоты. Я под собой высоты особой не чувствовал, а потому с выражением эмоций не спешил. Даже не стал интересоваться, кто именно устраивал на меня покушение и сколько их всего было. Тем не менее, хлопцы ждали от меня вопросов, и я не стал их разочаровывать. Кивнув на изуродованные пулями стены, поинтересовался:
— Что это было за оружие?
Бравый начальник еще круче выкатил грудь, без заминки выпалил:
— Автоматическая винтовка «Ругер» с рожком на двадцать четыре патрона, калибр восемь и два.
— Странный калибр.
— Никак нет! Стандартный для рундвеймарской системы!
Вот, пожалуйста! Еще одно новое словечко! Какая-то рундвеймарская система. А еще жуткие имена вроде Бургая, Зулиса и Перкарлайта. Не все, стало быть, перекрасились в Артемов да Иванов…
— Как звать тебя, сокол?
— Иван Лещенко, Ваше Величество!
— Иван? Уже легче… — я вздохнул. — И что же, Ваня, трудно служится с твоим именем в Артемии?
Юный командир замялся.
— Давай, Ваня, не тушуйся! Отвечай, как на духу.
— Поначалу трудновато приходилось. Про Ванессию то и дело намекали. В смысле, значит, не пора ли и мне туда перемещаться. Только я ведь здесь родился и туда не хочу!
— Понятно, Ваня, понятно, — я успокаивающе похлопал его по плечу. — Это все рудиментарное сознание. Скоро этих старорежимных идиотов мы всех повыведем. Потому как Иваны и Артемы — это что у нас?
— Не могу знать, Ваше Величество!
— Можешь, Ваня. Обязательно можешь. Артемы и Иваны у нас братья на век, так и запомни.
— Запомню, Ваше Величество!
— Вот так, а фразу с «немогузнайством» мы тоже изничтожим. Незнаек в нашей армии быть не должно! Это еще Суворов сказал. Знаешь Суворова?
— Никак нет, Ваше Величество. Не встречал.
Я вздохнул.
— Ладно, не встречал — так не встречал. А скажи-ка мне, Ваня, рожок-то он весь успел выпустить?
— Никак нет! — горделиво рявкнул юный офицер. — Два патрона осталось. Сам проверял.
— Что ж, молоток, лейтенант!
— Виноват?
— Или ты еще не лейтенант?
— Пока только старший подпрапорщик. Уже второй год.
— Ага, значит, дальше у вас идет прапор, а потом…
— Потом — звание поручика, Ваше Величество!