Сонник Таболкина

Во время моих психоанализов у невротиков мне удалось истолковать, наверное, несколько тысяч сновидений, но этим материалом я не воспользуюсь здесь для введения в технику и в сущность толкования сновидений. Не говоря уже о том, что мне могли бы возразить, что это сновидения невропатов, не дающие возможности провести аналогию их со сновидениями здоровых людей, – к устранению их меня побуждает еще и другая причина. Тема, которой касаются эти сновидения, само собою разумеется, почти всегда история болезни, на которой базируется данный невроз. Благодаря этому для каждого сновидения необходимы были бы чересчур распространенные предварительные сообщения и ознакомление с сущностью и этиологическими условиями психоневроза: все эти вещи сами по себе в высшей степени сложны, они бы, наверное, отклонили внимание от самой проблемы сновидений. Моя же цель заключается, наоборот, в том, чтобы толкованием сновидений подготовить разрешение более трудной и сложной проблемы психологии неврозов. Если же я отказываюсь от сновидений невротиков, от своего главного материала, то я имею уже право не быть чересчур разборчивым в другом материале. Мне остаются лишь те сновидения, которые сообщены мне случайно здоровыми людьми или же которые я нашел в качестве примера в литературе проблемы сновидения. К сожалению, все эти сновидения лишены анализа, без которого я не могу найти смысла сновидения. Мой метод не так ведь удобен, как метод популярного расшифрования, который при помощи постоянного ключа раскрывает содержание сновидения; я, наоборот, готов к тому, что одно и то же сновидение у различных лиц при различных обстоятельствах может открывать совершенно различные мысли. Благодаря всему этому я стараюсь использовать мои собственные сновидения как наиболее обильный и удобный материал, проистекающий, во-первых, от довольно нормальной личности, а во-вторых, касающийся самых различных пунктов повседневной жизни. Читатели могут усомниться в надежности такого «самоанализа» – произвол при этом, конечно, не исключен. Однако, на мой взгляд, самонаблюдение значительно удобнее и целесообразнее, чем наблюдение над другими; во всяком случае, можно попытаться установить, какую роль играет самоанализ в толковании сновидений. Другую, значительно большую, трудность мне пришлось преодолеть внутри самого себя. Человек испытывает понятную боязнь раскрывать интимные подробности своей душевной жизни: он всегда рискует встретить непонимание окружающих. Но боязнь эту необходимо подавлять. «Tout psychologiste, – пишет Дельбеф, – est oblige de faire Faveu meme de ses faiblesses s’il croit par le jeter du jour sur quelque probleme obscure…» [5] . И у читателя, как мне кажется, начальный интерес к интимным подробностям должен скоро уступить исключительному углублению в освещаемую этим психологическую проблему.

Я приведу поэтому одно из моих собственных сновидений и на его примере разъясню свой метод толкования. Каждое такое сновидение нуждается в предварительном сообщении. Мне придется, однако, просить читателя на несколько минут превратить мои интересы в его собственные и вместе со мною погрузиться в подробности моей жизни, ибо такого перенесения с необходимостью требует интерес к скрытому значению сновидения.

Предварительное сообщение. Летом 1895 года мне пришлось подвергнуть психоанализу одну молодую даму, которая находилась в тесной дружбе со мной и моей семьей. Вполне понятно, что такое смешение отношений может стать источником всякого рода неприятных явлений для врача, особенно же для психотерапевта. Личный интерес врача значительнее, его авторитет меньше. Неудача угрожает порвать старую дружбу с близкими пациента. Мое лечение закончилось частичным успехом, пациентка избавилась от истерическою страха, но не от всех своих соматических симптомов. Я был в то время еще не совсем убежден в критериях, которые определяют полное окончание истерии, и предложил пациентке «решение». Оно показалось ей неприемлемым. Расходясь с ней во мнениях, мы посреди лета временно прекратили лечение. В один прекрасный день меня посетил мой молодой коллега, один из моих близких друзей, бывший недавно в гостях у моей пациентки Ирмы и у ее семьи. Я спросил его, как он ее нашел, и услышал в ответ: ей лучше, но не совсем еще хорошо. Я помню, что эти слова моего друга Отто или, вернее, тон их меня рассердил. Мне казалось, что в этих словах прозвучал упрек, – нечто вроде того, будто я обещал пациентке чересчур много. Я объяснил мнимое пристрастие Отто по отношению ко мне влиянием родных пациентки, которым уже давно, как мне казалось, не нравилось мое лечение. Впрочем, неприятное чувство было у меня довольно смутно, и я ничем не проявил его. В тот же вечер я записал подробно историю болезни Ирмы, чтобы вручить ее в оправдание доктору М., нашему общему другу и чрезвычайно популярному врачу. В эту же ночь, вернее, к утру я испытал нижеследующее сновидение, записанное мною тотчас по пробуждении.