Сонные войны. Дилогия (СИ)

— Да. Мы хотим, чтобы вы присоединились к нам. Чтобы помогли сковырнуть эту язву с лика челове…

— Но это ведь не истинные причины? — перебил Дима.

Чан вздрогнул. В голосе Димы по-прежнему нет эмоций, а тревога вновь заползла в душу. Китаец даже пожалел, что связался с писателем.

— Что вы имеете в виду? — спросил Чан.

— Я думаю, вы хотите не просто оторвать их от власти, но занять их место. И я думаю, у вас есть еще одна причина. Вы ведь не молоды, Чан-сан…

— Убей его! — Чан вскочил с кресла, а Джек не думал и секунды.

Джек полез к кобуре, но рука нарвалась на преграду. Ни Чан, ни Джек не заметили, как Дима вскочил, подбежал к помощнику и схватил за локоть — настолько быстро тот двигался. От рывка очки упали на пол, и из правого глаза выпала контактная линза. Джек поднял взгляд и встретился с глазами Димы. Один синий, другой почти полностью белый с зеркальным зрачком. Но игра в гляделки закончилась через секунду. Дима вывернул руку Джека и завел за спину. Послышался хруст и крик боли. Дима едва не вырвал руку из сустава.

— Мои предположения подтвердились, — спокойно сказал Дима. — Но вам не удастся задуманное.

Он отпустил Джека, тот распластался на полу в неестественной позе, как задавленная машиной курица. Из глотки помощника вырывались не то рычания, не то стоны оскорбленной гордости.

— Кто ты такой? — спросил Чан, завороженный белым глазом Димы.

— Я тот, кто придет на смену Семи Толстым Ткачам. Я тот, кто покончит с ними.

— У тебя ничего не выйдет! Ты один!

— Я найду сподвижников. Прощайте Чан-сан.

Дима поднял очки и выпавшую линзу, сухо кивнул и пошел к лифту. А когда двери почти скрыли его от Чана, бросил:

— И даже не думай мне помешать, старик. Ты не подозреваешь, в какую игру ввязался.

Чан сжал кулаки, но на устах промелькнула улыбка. Нет, он подозревал и даже больше — отлично знал. И сегодня его предположения начали подтверждаться самым неожиданным образом.

— Хватит валяться! — крикнул он Джеку. — Работаем!

Японец

Японец думал, что попал в ад. Каково это, страдать, но не кричать, знать, но забывать, понимать, что можно изменить, но оставаться? Японец отлично знал, каково. Сейчас он заключен в самом страшном месте — месте, которое не может присниться даже в немыслимых кошмарах. Японец превратился в мраморную статую. Сознание постоянно раздваивалось, японец уже несколько раз возвращался из моря безумия, но лишь для того, чтобы уйти с головой снова. В темнице нет времени, нет жизни, нет радости, нет надежды… Понимать, помнить, чувствовать, быть и ничего не делать — таков его новый удел. Навеки. Ибо плен продолжится, даже если тело его погибнет. Это расплата за служение.

Сознание вновь ушло далеко. Рооми и он. Это не то состояние, когда один в голове другого; голову японец оставил в реальном мире. Хотя для него и этот реален. Место, где ты стоишь каменной статуей, а в ногу впилась помесь крокодила со львом, место, где из гранитной ноги течет самая настоящая кровь, место, где ты на грани от нестерпимой жары — всё это очень хотелось бы назвать сном, но…

Но иногда, на редкие благословенные минуты, японец уходил. Или возвращался… Душа летела к прежнему телу и он, как незваный и нежелательный гость, которому открыли дверь, но не дают войти дальше, стоял на пороге. Но даже на пороге покоилось то, что, несмотря на передышку от боли, пугало. Ибо японец видел картины, о коих Рооми и сам перестал помнить. Не забыл, а именно перестал помнить на некоторое время. Это единственный выход, ведь мозг человека не способен впитать знания тысяч, даже миллионов лет жизни. И увидел японец много.

Когда это происходило определенно сказать нельзя. Может, давно, а может, это еще только будет. Это покажется странным вам, это казалось странным японцу, но для Рооми — очевидность. Демон, прячущийся под личиной предводителя клана Слепой Дюжины, оказался существом настолько древним, что, когда строили египетские пирамиды, уже был стар…

Очередной поток сознания скрутил бы японца, если статуя могла двигаться. Японец не помнил, но знал…

Армия. Настолько огромная, что даже по современным меркам сможет легко завоевать мир. Нет — с большой буквы: «Мир». На лицах солдат усмешка, а в глазах слепое безумие…. Хотя нет, не слепое. Глаза солдат видел Рооми — от японца они скрыты сшитыми веками. Слепая Армия, а клан Слепой Дюжины — лишь жалкие остатки былого величия и мощи. Рооми тоже там. Тоже сражается и уничтожает Армию Мира. Но вот, он бросается в самоубийственную атаку. Против него двадцать человек, и даже лютая злоба не способна справиться с ними. Демон бьется, как берсерк, он и есть берсерк — ему наплевать на хрупкую оболочку, он использует носителя по-полной. Рооми убивает одного, второго, третьего… пятого и умирает…