Мне удалось установить, ‹…› что отношения в конкретном месте создаются и прекращаются в зависимости от того, за какую европейскую футбольную команду болеет тот или иной человек, в особенности если он является выходцем из Западной Африки, учитывая множество игроков из Нигерии, Ганы, Сенегала и Камеруна, выступающих в европейских лигах. Таким образом, футбол для этих африканских мигрантов становится маркером социальных границ… Ну и дела! (Odhiambo and Muponde 2008: 251).
Следовательно, идентификации являются социальными, причем это «практические достижения», а не «статические формы» (Jenkins 1994: 218).
Тот факт, что идентификация имеет социальный характер, отсылает к коллективности, которая определяет себя сама (Дженкинс (Jenkins 1996: 23) называет это группой для себя), и коллективности, которая идентифицируется и определяется другими (категория в себе, ibid.). Поэтому идентификация, или культурная конструкция сообщества и конструкция нашей персональной связи с ним, состоит из процессов групповой идентификации и процессов социальной категоризации, причем обе группы процессов стимулируют друг друга. Если категория представляет собой коллективность, определяемую в соответствии с внешними критериями, которые формулируют социологи или антропологи, то группа определяется природой внутренних отношений между ее участниками (Jenkins 1994: 201). Социальные группы определяют себя сами, социальные категории определяются другими, а социальная идентичность оказывается результатом обоих этих процессов определения – внутреннего и внешнего. Подобные процессы не обязательно порождают прекрасные и приятные сообщества. Они подразумевают и то, что Мишель Фуко называл «субъекцией»: «идентичности, которые стали доступными для нас в культурном смысле, зачастую деформируют и ослабляют, одновременно конституируют и ограничивают, предоставляют людям узкое понимание возможности, удерживают их на своих местах» (Dirks et al. 1994: 13). Кроме того, они проистекают только из межличностных действий. Например, способствовать категоризациям могут государственные интервенции по перераспределению социальной помощи:
попытка предназначить ресурсы и вмешательство для той или иной группы населения, которая воспринимается как имеющая особенно острые или специализированные «нужды», может привести либо к появлению некой новой социальной категории, либо к укреплению уже существующей категоризации (Jenkins 1994: 214).
Аналогичным образом руководимые государством подсчеты в рамках переписей населения, производство статистической информации и картография могут создавать официальные классификации, утверждающие категории в официальном дискурсе (ibid.: 215). Категоризация обладает особым эффектом «почти полной натурализации социального порядка, формирования прочных гомологий между личной идентичностью и социальной классификацией» (ibid.). Как утверждал Пьер Бурдьё, подобные категоризации становятся доксой – «тем, что не подлежит сомнению и с чем каждый агент по умолчанию соглашается самим простым фактом действия в соответствии с социальными конвенциями» (Bourdieu 1994: 164). Тот факт, что идентичность и сообщество зависят от работы по проведению границ, такой как категоризация, не является ни новостью, ни чем-то удивительным: