Вот возле лавки менялы толпятся легионеры: один со свежим шрамом на подбородке, другой — с синяком под глазом. Они что-то толкуют старику с хитрыми живыми глазами, тот кивает, шепчет в ответ льстиво и вновь кладет на весы два золотых массивных торквеса, потом вновь что-то записывает на восковой табличке и, наконец, торжественно объявляет цену, наверняка бесстыдно занижая, потому как физиономии легионеров начинают багроветь, а у того, что со шрамом, дергается щека. Но меняла не трусит. С какой стати ему трусить, когда подле стоит самоуверенный молодой человек — не солдат, но и не провинциал, сразу видно — из свиты Цезаря. В присутствии его легионеры не посмеют обнажить клинки. Впрочем, меняла понимает, что во всем надо знать меру, и добавляет еще несколько серебряных монет. Легионеры соглашаются, сгребают денарии в металлические кошельки на поясах и с серьезным, даже торжественным видом шествуют в ближайшую таверну, откуда слышны громкие голоса, смех, крики. Все улицы запружены повозками, военными, купцами, рабами, как только что познавшими горький вкус неволи, так и теми, кто уже не помнит, каково это — быть без хозяина. Много прибывших вслед за господами столичных рабов — этих сразу можно отличить по той нагловатой манере держаться, которая свойственна мелкой сволочи в услужении у властителей мира. Столичность выдают их довольно чистые туники из тонкой шерсти, плотные плащи, тщательно уложенные и завитые волосы и манера разговора — лениво-доверительная, со смешками и непонятными для посторонних намеками, невнятная речь, слова без окончаний вместо прежде звонкой латыни.
Кое-где мелькают тоги аристократов; не редкость и широкая пурпурная полоса сенатора на тоге под плащом. А вот впереди знатной особы, чья физиономия знакома по заседаниям в курии, шествуют ликторы. Клодий пригибается к шее лошади, надвигает капюшон дорожного плаща пониже — чтобы его не узнали.
На тесном городском форуме бойкий коротышка-вербовщик объясняет пяти юношам, как здорово будет служить в войсках Цезаря. Загибая пальцы, вербовщик перечисляет все преимущества. Юноши посмеиваются, пихают друг друга локтями и изображают на лицах отчаянную решимость. Сразу видно, что они уже готовы встать под значки императора. Младшему лет шестнадцать, остальным — от восемнадцати до двадцати. Хорошая служба во вспомогательных войсках обещает дар римского гражданства. «Римское гражданство» — звучит завораживающе для парней, которые и Рима никогда не видели. Для нынешнего времени года еще довольно холодно — парни кутаются в плащи, а штанины закатали повыше, чтобы не вызывать насмешек. Возможно, в мечтах они уже видят себя в курии, в тогах с пурпурными полосами.
— Где здесь дом у фонтана? — спросил Клодий у какого-то прохожего, что вел мула под уздцы, — в повозке мелодично позвякивали амфоры.
Погонщик поклонился вместо ответа и кивнул куда-то в сторону.
Клодий повернул коня.
Зосим и Полибий ехали сзади. Этруск вел под уздцы вьючную лошадь. Фонтана они не нашли — лишь родник, бьющий из скалы. Вода стекала в чашу бассейна, отделанного грубо отесанными плитами. Возле столпились пять или шесть молоденьких служанок, пришедших с кувшинами. Но уходить они не торопились. Рядом с колодцем прирос к стене дома наскоро слепленный деревянный сарайчик с кожаной занавеской вместо двери. У входа сидела сморщенная старуха с обмотанной шерстяным лоскутом седой головой и проваленным беззубым ром. За спиной ее высился белокурый галл, не похоже, что раб. Скорее, свободный, находящийся в услужении. Напротив служанок, пересмеиваясь, стояло несколько легионеров. Они разглядывали красоток, выбирая. Наконец кожаная занавеска откинулась, наружу выбралась девчонка лет шестнадцати, одернула короткую тунику, выхватила из рук подружки кувшин, зачерпнула из бассейна и кинулась бежать, на ходу расплескивая воду, — как бы не заругалась хозяйка за слишком долгое отсутствие. Следом неспешно вышел легионер — без кольчуги, в одной красной военной тунике, прицепил плащ и, зажав меч с перевязью под мышкой, направился к колодцу. Повернувшись к остальным спиной, задрал тунику и принялся мыться.
— В термы иди, Луций! В термы! — загоготали его дружки. — Неужели квадранта жаль?
— Тестикулы от холодной воды отвалятся!
А следующая парочка под улюлюканье и смех уже лезла в старухин сарайчик.
Дому, где остановился Аппий Клавдий и куда держал путь Клодий, как раз и принадлежала стена, к которой прислонился сарайчик любви. Привратник наблюдал за происходящим. Привратник был не стар, но, видать, скуп, так как уже не в первый раз пересчитывал медяки в своем кошельке и все не решался потратить асс-другой на одну из девчонок.
— Аппий Клавдий дома? — спросил Клодий.
— У себя, доминус, — закивал привратник. — Только что ему перекусить понесли из ближайшей таверны. Если что, так в «Жирном петухе» хорошие колбаски и лепешки с сыром. А похлебка густая, с горохом и свиным салом и всегда горячая-прегорячая. Могу послать мальчишку, он тебе, доминус, принесет.
Клодий поглядел на своих спутников. Те сглатывали слюну.