– Давай-давай, – подначивал я, посмеиваясь. – Ты же знаешь, как я люблю с тобой ссориться. Тебя это заводит, и ты сама на меня запрыгиваешь.
Сжав руку в кулак, она направила его мне прямо в лицо быстрее, чем сама поняла, что делает. Удар костяшек пришелся прямо в челюсть. Я даже не попытался остановить ее. Люблю, когда Фэллон злится. И всегда любил.
Подбородок пылал от острой боли. Сжав губы, я почувствовал солоноватый привкус крови во рту.
Но Фэллон не собиралась заканчивать, продолжая махать кулаками. Пропустив два жестких глухих удара в грудь, я схватил ее за запястья и наконец остановил.
– Ненавижу тебя! – кричала Фэллон, а я все равно наслаждался происходящим и ничего не мог с этим поделать.
Когда я расхохотался, она окончательно слетела с катушек.
Вырвавшись, Фэллон отбежала на полметра и стала пинаться, а потом и вовсе упала на меня, повалив на землю. Я оказался на газоне, а Фэллон – на мне, но я быстро исправил положение, и она оказалась снизу.
Слава богу, она не кричала, а только пыталась вырваться, испепеляя меня взглядом. Господи, пожалуйста, только никакой полиции. Нормальные люди вряд ли поймут и оценят такой «прикол». Я не собирался причинять ей боль. Я просто хотел от нее внимания.
Прижав руки Фэллон к земле рядом с головой, я лег на нее всем телом и прошептал на ухо:
– Что я такого сказал? – я чувствовал, как поднимается и опускается ее грудь. – Ты что, не развлекаешься в колледже? Или тебя злит, что я говорю об этом? Не надо смущаться своего образа жизни, Фэллон. Это наследственное. В конце концов, ты дочь своей матери.
Она напряглась и попыталась приподняться, чтобы сбросить меня, но я не позволил.
– Ну давай же! – подначивал я, наблюдая, как в ее глазах появляются слезы, которые я так жаждал увидеть. – Давай. Признай это!
Она не собиралась повиноваться. У нее было такое лицо, что, казалось, она вот-вот взорвется. А потом она закричала:
– У меня никогда никого не было, кроме тебя, сволочь!
И я остановился. Весь мир остановился.
Я тяжело выдохнул. От веселья не осталось и следа. Сердце бешено стучало.
Сощурившись, я пристально посмотрел на нее. Она хрипло дышала, готовая разорвать меня на маленькие кусочки.
– Никого, – рыкнула она. – А теперь слезь с меня – или я закричу.
Я не мог поверить этим словам.
– За два года, что мы не виделись, у тебя никого не было? – спросил я, все еще нависая над ней.
– Не было. Зато теперь точно будет, – угрожающий шепот прозвучал страшнее тысячи криков. – От тебя останутся только смутные воспоминания.
Я вдруг понял, что почти ее не слушаю, потому что у меня началась эрекция. Может, все дело было в позе, в которой мы лежали в пылу драки, или в моем неосознанном желании подчинить ее, но мне вновь захотелось секса.
Во рту Фэллон я увидел серебряный блик от пирсинга и инстинктивно провел языком по своим зубам, почувствовал привкус железа, который ощутил во время нашего танца в баре.
Немного отдышавшись, она облизнула губы. Но так и не шелохнулась. Я пристально смотрел на нее.
Мягким, спокойным голосом – только бы не спугнуть – я заговорил с ней.
– Ты ведешь себя как бессовестная и бессердечная сука. Будто тебе нравится причинять боль. Но я вижу тебя насквозь, Фэллон. И на самом деле ты безумно возбуждаешься рядом со мной, – она закрыла рот и сглотнула. – И так было всегда. Знаешь, почему? Потому что я не пытаюсь убить твоих демонов. Наоборот, я с ними заодно.
Она стала дышать чаще. Ее ресницы задрожали.
– И я тоже хочу тебя. И всегда хотел, – добавил я и впился губами в ее губы.
Она глухо застонала. Мое мужское самолюбие было удовлетворено. Я хотел целовать ее снова и снова. Чем чаще мои губы касались ее, тем сильнее закипала страсть.
Вытянув ноги, я накрыл ее тело собой и прижал запястья к земле. Я чуть не сошел с ума от удовольствия, когда она, вместо того чтобы всеми силами отбиваться, взялась руками за мое лицо и поцеловала меня в ответ.
Мягкие губы обхватили мои, а горячий и влажный язык проник внутрь, и я стал с ним играть. Каждый раз, когда шарик пирсинга касался чего-нибудь у меня во рту, кровь с новой силой приливала к члену.
– Господи, Фэллон. Твой гребаный язык, – выдохнул я и вновь прильнул к ее губам.
Целоваться и чувствовать ее сережку во рту было так приятно, что я был готов заниматься этим всю ночь, до самого утра.
Когда я узнал, что был у нее единственным, то ощутил сразу миллион эмоций, в которых не так-то просто было разобраться. Единственное, о чем я мог думать, – что хочу быть для нее первым во всем. Я мог не переживать, что она станет сравнивать меня с другими парнями. Но меня волновало, смогу ли я воплотить в жизнь все ее фантазии. Что, как ни удивительно, представляло собой задачу посложнее. Я хотел дать ей все, чего бы она ни пожелала.
Я перекатился по земле ближе к ней и, не отрываясь от губ, провел рукой по животу и проскользнул под джинсы.
– Боже.