— Арналду будет приятно узнать, как заботлив к нам ко всем Сан-Марино, — сказала сестре Жулия.
Еще приятнее было бы ‚узнать Арналду, что, вернувшись, он не увидит в редакции Шику. Наверное, он предпочел бы не видеть и Раула, но и отсутствие Шику было уже подарком.
Шику обладал удивительной способностью наживать себе врагов. А почему? Да потому, что у него по всем вопросам было собственное мнение, он был упрям, неуступчив и всегда настаивал на своем. Словом, как подчиненный он был очень неудобен, хотя был надежным другом и отзывчивым коллегой.
Сан-Марино отдал приказ о его увольнении, и Вагнер, несмотря на повышение, ходил мрачнее тучи, а об увольнении он сообщил Шику, чуть ли не со слезами на глазах.
Когда журналисты узнали, что начальницей у них будет Жулия Монтана, они недовольно засвистели.
— Не валяйте дурака! — возмущенно одернул их Шику. — Жулия — великолепный журналист, профессионал высокого класса, работать с ней — одно удовольствие, а что касается моего ухода, то я сам виноват, у нас был уговор с Сан-Марино, но я его нарушил. Ладно, ребята, пока! Я пошел!
Шику ушел, легкомысленно насвистывая, но на душе у него скребли кошки: он прекрасно знал, что журналистская работа ему в ближайшее время не светит, потому что где он только ни работал, в каких только газетах ни сотрудничал, нигде не прижился. Он уходил отовсюду, высказав начальству все, что он о нем думает, так удивительно ли, что все
пути ему были заказаны? Мысленно он перебирал одну за другой газеты и понимал, что отношения безнадежно испорчены.
Но все же он попытался устроиться, как-никак, он был блестящим репортером и умел делать проблемный материал. И вот тут-то он понял могущество Сан-Марино: он получал отказ за отказом, ему словно бы выписали «волчий билет».
Шику разозлился, настаивал на своем, пытался пробить глухую стену. Потом сник, впал в депрессию.
— Я бы уехал, к черту, из Бразилии, — твердил он Раулу, — если бы не Констансинья. С ней я расстаться не могу. И мне нужно как-то зарабатывать на жизнь!
— Не дрейфь! Что-нибудь придумаем! — с нарочитой бодростью отвечал Раул. — Мы с тобой не из тех, кто помирает с голоду!
— Главное, не давай в обиду Жулию, — просил Шику. — Я наш народ знаю, перекусят пополам и не подавятся, одно слово — журналисты!
— Жулия и сама кого хочешь, перекусит, — отвечал Раул, — так что ты за нее не бойся.
— Нет, ты зря говоришь, она очень нежная, трепетная, — отвечал Шику с такой тоской, что у Раула щемило сердце. Он и сам тосковал и готов был взвыть, вспоминая Бетти.
— Не везет нам с женщинами Монтана, — вздыхал он.
— Лишь бы им без нас везло! — вздыхал Шику.
Предложение Сан-Марино Жулия внезапно расценила как необыкновенное везение, планы зароились у нее в голове, ожили надежды, и она снова стала энергичной, целеустремленной Жулией, которой по плечу задачи любой трудности.
С той же энергией она принялась готовить отца к отъезду. Она собирала его вещи, расхаживая по комнате, и рисовала самые радужные перспективы.
Отавиу отрешенно сидел в кресле и повторял время от времени только одну фразу:
— Я убийца. Меня нужно изолировать.
Жулия продолжала говорить, не слушая его, а он, не слушая дочь, твердил рефреном все ту же фразу.
Сели, заглянув в комнату, пожалела обоих. Она тоже уезжала, но вещей у нее почти не было, как почти не было и привязанностей в мире, который она оставляла. О Тьягу она запретила себе вспоминать, за домашних каждый день горячо молилась и хотела молиться еще больше, еще горячее.
«Только бы папа поправился, — твердила она про себя, — только бы поправился!»
Ни на секунду она не усомнилась в нем.
— Что бы ни писали, что бы ни говорили, ты не мог никого убить, — каждый день твердила ему Сели, но Отавиу и ее не слышал.
Расставание было грустным. Отец жалел дочь.
— В монастыре у тебя будет трудная жизнь, — с вздохом говорил он.
— Я к ней готова, — с кроткой улыбкой отвечала Сели.
А дочь жалела отца.
— Я буду молиться за тебя, чтобы ты как можно скорее поправился!
В клинику Отавиу повезли Жулия, Алекс и Сан-Марино.
— На больницу не похоже, — сказал Отавиу, войди и оглядевшись.
— А я что тебе говорила? — обрадовалась Жулия. — Это прекрасная клиника, ты тут будешь гулять в саду, загорать по утрам…
— Восемнадцать лет я не отходил от тебя ни на шаг, — подхватил Алекс, — и тут тоже не брошу. Сделаю все, что только возможно, лишь бы ты поправился!
— А мне кажется, я здесь умру, — внезапно произнес Отавиу.
«Какая потрясающая интуиция! — отметил про себя Сан-Марино. — Не знаю еще, что из этого получится, но я тебе желаю именно этого!»
Отавиу достал из кармана запечатанный конверт и протянул Жулии:
— Если я буду еще здесь, а Бетти родит, передашь ей это.
— Боже! Какая таинственность, — не могла обойтись без иронии Жулия, но, видя грустные глаза отца, поспешила успокоить его искренне и сердечно: — Не волнуйся! Я все передам! Спасибо тебе за заботу!
— Ну, все, я пошел, — сказал он и как-то беспомощно огляделся.
Санитары повели Отавиу по коридору, и он все оглядывался, оглядывался…