Соперница [litres]

Под «природным голосом» она подразумевала естественную постановку голоса. Карлотта родилась в Кастильоне-делле-Стивьере и с раннего детства подражала матери и бабушке – те сутки напролет шили, стирали, гладили и беззаботно, как пташки, распевали, не зажимая горло, с опорой на диафрагму и безупречным тембром в головном и грудном резонаторах. В семнадцать лет Карлотта приняла участие в любительском вокальном конкурсе в Ломбардии, и этого оказалось достаточно, чтобы жюри отметило ее и препоручило профессору Кампогальяни[7], преподававшему в Мантуанской консерватории. В начале карьеры, в возрасте двадцати лет, она исполнила партию Мими в пяти различных постановках «Богемы», затем трижды Аиду, а также Чио-Чио-Сан в «Мадам Баттерфляй» Пуччини и наконец получила ангажемент в «Ла Скала».

– Это была «Аида». Мы с Тебальди выступали по очереди.

– И как вам Тебальди?

Карлотта пожала плечами:

– Она не могла взять до третьей октавы[8]. Ее попытки звучали так отвратительно, будто кто-то прихлопнул муху на столе.

– И все же это была сама Тебальди! – возразил Энцо.

Он с трудом удержался, чтобы не крикнуть: «Все знают, что соперницей Каллас была именно она! Разве можно говорить о ней пренебрежительно?» – но ограничился лишь замечанием:

– Тебальди… Какой тембр! Какой диапазон голоса!

Но Карлотта, закусив вишенкой, повторила:

– Она была не в состоянии взять до третьей октавы. А как можно спеть Нильскую арию[9] без этого до? Ей пришлось взять верхнюю ноту с подъездом.

– Как это – с подъездом?

– Она притворялась, что поднимается к кульминации на глиссандо, скользя от ноты к ноте, и останавливалась именно тогда, когда нужно было держать это до. То есть с подъездом. – Скользнув пальцем по бокалу, Карлотта рассмеялась, удовлетворенная демонстрацией. – Маэстро Виктор де Сабата[10] говорил, что Тебальди утонула в Ниле, а я перешла Нил вброд, не замочив ног. – Она сплюнула в кулак вишневую косточку и добавила: – Как можно поклоняться певице, у которой нет верхнего до? Все равно что аплодировать безногому спринтеру!

В глазах Энцо вспыхивали озорные искорки. Он со смехом спросил:

– А как в таком случае вы объясните фантастическую карьеру Тебальди?

– Я не могу это объяснить. Однако она выбирала исключительно те партии, где не было сверхвысоких нот, чтобы люди не поняли, чего не хватает ее голосу. Но меня-то не проведешь!

Вопрос о Ренате Тебальди был закрыт, и обсуждать его больше не имело смысла. Тем не менее Карлотта сама вернулась к этой теме, спросив Энцо:

– А где умерла Тебальди?

– Дома, в Сан-Марино.

– Бинго! Налоговый рай… А от чего?

– Скончалась после тяжелой и продолжительной болезни.

– Что?

– Так говорят, когда не хотят произнести слово «рак».

– Да, «умер от рака» звучит куда хуже! Люди напоминают свечу, которая догорает и гаснет. Идеальный вариант – уйти в переполненном зале, внезапно, в центре внимания, в престижном театре. Например, в «Ла Скала».

– Кажется, вы вините меня за то, что я вызвал помощь?

– О нет… совсем нет…

Карлотта смотрела на него, ее глаза затуманились. Энцо решил, что она мысленно благодарит его за заботу, а она с тоской вспоминала, как четыре парня с их теплом и энергией склонялись над ней.

– «Красиво пойте, красиво живите, красиво умрите». Так советовал мой учитель Этторе Кампогальяни. Я пела красиво, красиво жила, теперь мне полагается красиво умереть.

Энцо ничего не ответил. Заметив, что ее бокал пуст, Карлотта заказала четвертый «Манхэттен», попросив добавить в коктейль побольше красного вермута.

– Каллас прекрасно обставила свою кончину. Да, признаю, это ей действительно удалось. Пела она не слишком красиво, жила тоже так себе, но зато умерла прекрасно.

Энцо удивился, что Карлотта вообще упомянула Каллас.

Она продолжила:

– Неплохо придумано – отдать концы не где-нибудь, а в Париже. Шикарно и очень умно, раз тебе довелось сыграть героиню «Травиаты», которая именно в Париже и умерла. И потом, она ушла молодой – а это мастерский ход. – Карлотта мельком взглянула на свое искаженное отражение в коническом стакане. – К сожалению, мне не хватило смелости. Я не отличаюсь храбростью, поэтому предпочла потихоньку стареть. А теперь уже слишком поздно.

– Слишком поздно для чего?

Карлотта поморщилась:

– Чтобы умереть молодой!

Она пригубила смесь бурбона, вермута и ангостуры[11]. Прищелкнула языком.

– Каллас покинула этот мир одинокой, безутешной… Это тоже был потрясающий, интуитивно найденный ход.

– Простите, что?..

– На сцене мы, певицы, проводим время в страшных мучениях. Этого требуют оперные сюжеты, да и сами композиторы, ведь муки героинь позволяют им писать душераздирающие арии или душещипательные молитвы. Кончина Каллас была преждевременной: потеряв своего любовника Онассиса, она умерла от горя, как героини, которых играла на сцене и которые превратили ее в легенду. – Карлотта отставила бокал и заключила: – Отличный ход. Просто гений рекламы!

Энцо с трудом сдержал возмущение: неужели Карлотта Берлуми считает, что Каллас ускорила или даже организовала собственную кончину?

Карлотта уставилась на него: