– Если, по их мнению, дождевые осадки стекают со склонов гор в долины, равномерно питая урожай Бангладеша, из чего следует, что никакие силы не причастны к засухам, – то вполне может статься, что отсутствие намека на паранормальное явление станет тому доказательством! – Мия просияла, они шли по хлебным крошкам, оставленным Блейками из презрения к чуждой им культуре. – Может, осадки куда и стекают, но точно не к нашим соседям!
– Да, ты права, это невозможно… – Голос Даниэля превратился в наставнический, профессорский, ее любимый. – Я смотрел по картам: самые высокие точки местности обрамлены густыми полями Черапунджи… Да что там полями, до полей идет густой лес, а на границах с соседями… – Даниэль неожиданно замолчал, смотря Мие в глаза, – он понял причину ее отчаяния.
Ведь никто
Тем более кому придет в голову встать на сторону сверхъестественной теории, подставляя свою репутацию под перекрестный огонь ошеломленных критиков?
А если кому-то и придет это в голову, какова вероятность, что этот кто-то захочет докопаться до истины?
Какова вероятность, что ему придет в голову проверить карту местности?
То могли бы сделать они, Крафты. Но кто
Джим тоже все понял, ему стало также грустно. Долгое молчание было прервано тонким вдумчивым голосом:
– Но, может быть, и
Мия сочувственно посмотрела на сына, затем на Даниэля.
– Как и доказательств причастности высших сил, дорогой. Видишь ли, миссис Блейк была крайне заинтересована рассказами про Воздушных Див и про шалости местных духов – хранителей этих мест. Я бы сказала,
После короткой паузы Мия добавила:
– Могла ли я выдать им то, что доселе никому не известно?
Как только Мия произнесла это вслух, она испугалась собственной мысли. Стало ясно: Блейки обязательно напомнят о себе.
Закончив позднюю трапезу, у всех без исключения на душе было легко и спокойно. Излечившись от волнений и переживаний, семья отправилась в свои уютные спальни, где беззаботно предалась глубокому сну, под томную мелодию благовоний, на время позабыв о грядущих хлопотах долгожданного праздника.
Этой ночью в голове Мии Крафт звучал прокуренный голос коренастого диктора:
– Знакомьтесь! В правом углу ринга – молодая супружеская пара Блейков! Вчерашние студенты-социологи, скандальные популяризаторы, борющиеся за право признания единственно верной теории – своей теории!
Из зала раздался оглушительный шум аплодисментов. Дождавшись, когда шум поутихнет, диктор продолжил:
– И в левом углу ринга – коренные жители Черапунджи, передающие из поколения в поколение свою многовековую историю…
Аудитория раскалялась, подобно чану на костре, что только раззадорило алчного человека:
– Так чья же правда победит в этом нечестном бою: злой язык чужеземца против языка нации…
К трем часам ночи было слышно, как под окнами спящих жителей Черапунджи стонет от засухи
Люди изнемогали от жажды, отчего их сны были омрачены миазмом скверных ощущений. Лишь дом Крафтов хранил прохладу – никто не страдал.
Никто, кроме маленького Джим-Джима.
Акт второй. Начало вытекает из конца, или О жизни из первых уст
Зелёный лес благоговеет перед маленьким мальчиком: все коряги перед ним будто исчезают, а утренняя роса расползается по его коже, приятно освежая ее.
Джим приближается к поляне.
На срубе дерева сидит женщина: голова её опущена вниз, а мелодия, которую она тянет нараспев, раздаётся вибрацией, подобно жаберному дыханию в толще неизведанных вод.
Такого влечения Джим-Джим никогда не испытывал ранее: ее пение – ее дыхание, а лес дышит с ней в унисон – будто он и есть этот звук, созданный здесь и сейчас.