— Слушай, — проникновенно говорю, как бы невзначай касаясь её запястья. — Тут такое дело. Понимаешь, завелись у нас вредители. Так и шныряют повсюду, гады. Людей запугали, покоя никому нет. Ты, часом, не встречала таких?
— Н-нет, — выдавливает она, пытаясь отдёрнуть руку. — Не знаю, о чем вы.
Качаю головой и цокаю языком.
— Как давно ты на них работаешь? — чеканю, глядя ей в глаза. — Ну же, не молчи.
— Да пошёл ты! — шипит она, сверкая глазами. И плюёт мне в лицо.
Увернувшись, говорю:
— Тай, будь добр, обыщи её палатку. Мигель, проводи его.
Тут её прорывает. Вся маска покорности слетает, будто сдёрнутая ветром. Женщина кидается на меня, яростно царапаясь и вопя что-то невразумительное. Пытается боднуть лбом, достать коленом в пах. Ну прямо дикая кошка, ей-богу.
Перехватываю её руки, заламывая за спину. Не слишком церемонясь, опрокидываю на землю лицом в снег. Коленом надавливаю между лопаток, вырывая сдавленный хрип.
Представитель Самума дёргается, но прежде, чем она успевает что-то предпринять, я кладу ладонь ей на затылок.
Стиснув зубы, погружаюсь глубже. Упрямо, один за другим, разрываю удерживающие конструкты. Это больно, муторно и выматывает просто зверски, но я не отступаю. В конце концов, не впервой.
Спустя, кажется, целую вечность, последняя нить лопается. Женщина вскрикивает и обмякает в моих руках. Тяжело дыша, встаю и вытираю лицо тыльной стороной запястья. Башка чугунная, но оно того стоило. Достал-таки эту дрянь.
— Ну же, очнись, — тормошу бывшую пленницу за плечи. — Давай, соберись.
Медленно, будто нехотя, она открывает глаза. Перевернувшись на спину, смотрит на меня растерянно, почти испуганно. Узнавание приходит не сразу.
— Ч-что… что со мной было? — хрипит она, силясь подняться.
Помогаю ей встать, аккуратно протянув ладонь.
— Долгая история, — вздыхаю устало. — Потом расскажу. Главное, что ты больше не подчиняешься чужой воле.
— Я… Мы должны были… взорвать Фритаун, — с ужасом шепчет женщина, зябко обхватывая себя руками. — О, боже! Что я наделала⁈
— Эй, спокойно! — легонько встряхиваю её, заставляя сосредоточиться на мне. — Твоей вины здесь нет. Псионика такое дерьмо, что противостоять ему почти невозможно.
Она судорожно кивает, постепенно приходя в себя. Вижу, как расправляются её плечи, разглаживается морщинка меж бровей. Так гораздо лучше.
— Как тебя зовут? — интересуюсь.
— Гузель, — отзывается она, отряхивая одежду.
— Будем знакомы, Гузель, — киваю в ответ. — Меня ты, думаю, знаешь. Защитник, освободитель и прочая хрень по списку.
Она невольно улыбается краешком губ. И тут же мрачнеет снова, о чем-то вспомнив:
— Если бы ты знал, что мы задумали… От одной мысли мороз по коже. Столько невинных жизней могло оборваться.
— Вот поэтому ты сейчас мне всё и расскажешь, — серьёзно произношу я. — Любую мелочь, любую деталь. Имена, явки, пароли — всё, что помнишь. Надо подготовиться, если твои бывшие друзья вознамерятся повторить трюк. И особо поведай мне о Старейшине. Кто такой, чем знаменит, и прочее.
Собеседница решительно кивает:
— Я сделаю все, что в моих силах. Это меньшее, чем могу искупить… То, что я совершила. Пусть и не по своей воле.
— Вот и славно, — одобрительно киваю я. — Значит так, для начала — вас четверо было?
Она задумчиво хмурится, напрягая память:
— Да. Мы должны были попасть внутрь города и по возможности внедриться в твой клан. При неудаче, постараться причинить максимальный вред городу.
— Уже что-то. Дальше?
— Кажется, Старейшина собирался послать вторую группу. Если первая потерпит неудачу. Но подробностей не знаю — я была лишь пешкой в этой игре.
— Ну ещё бы, — фыркаю я. — Не поделился ведь с тобой, зараза, сокровенными планами. Кто он вообще такой?
Женщина задумчиво прикусывает губу, собираясь с мыслями.
— Сколько себя помню — всегда он был у руля. Ещё при Амире занял место её правой руки. А как та погибла — так и подмял весь клан под себя. Безжалостный, хитрый, что твой шакал, старик. Никому не доверяет, всё держит под личным контролем. Предпочитает руководить из тени, поэтому и поставил Арслана номинальным главой клана.
— Какой милый дедушка. Надо с ним разобраться.
— Он ведь одержимый, фанатик. Свято верит, что Амира — богиня, а он сам — её наследник и исполнитель воли. И не остановится, пока не разрушит твой мир.
— Ладно, спасибо и на этом. Мы разберёмся с этой проблемой. Клан у меня что надо, упёртые — сил нет.
Гузель грустно улыбается:
— Везёт тебе с соратниками. Не чета моим бывшим… товарищам.